воззрившегося на него офицера королевской гвардии. Тот поспешно отвернулся:
– Да ты никак не в себе, малютка! Успокойся, я не обвиняю тебя. Но и ты не говори таких ужасных вещей про мэтра Буша. Он, как видишь, хлопочет о тебе, добился пересмотра дела, оправдания…
– Хлопочет!.. – воскликнула бедная плясунья, теряя остатки самообладания. – О, Гожо, забери меня отсюда, прошу тебя! Иначе этот церковник сотворит со мной нечто ужасное!.. Увези меня, спрячь – я сделаю для тебя всё, что скажешь! Стану, кем пожелаешь – любовницей, служанкой, рабой – только забери меня от него! О, ведь я так люблю тебя! А ты – ты же тоже любил меня, помнишь?.. Возможно, ты полюбишь меня снова… А если нет – мне довольно будет и того, что я хоть изредка буду видеть тебя, чистить сапоги, стирать мундир… О, Гожо!..
Будучи не в силах более сносить нетерпеливо-раздражённый взгляд Лайоша, бродяжка упала на колени, молитвенно простирая руки к своему «спасителю». Одному лишь Дракону ведомо, что чувствовал в тот миг наблюдавший за этой сценой Буша. Его впалые от бессонницы и нервной болезни глаза горели на побелевшем лице, подобно огонькам свечей. Зубы сжались с такой силой, что челюсть свело болезненным спазмом. Михель разрывался между отвращением и состраданием, ревностью и любовью, гневом и поклонением. О, как пылко просила юная красавица, как очаровательно сквозила в огромных глазах мольба о помощи, как страстно бедняжка заклинала спасти её!.. Священник, не раздумывая, отдал бы всё, лишь бы вот так она смотрела на него. И, одари плясунья подобным взглядом его самого, мир бы перевернул, лишь бы выполнить просьбу.
– Послушай, крошка, ты сама не понимаешь, что говоришь! – начал офицер. – Куда же я тебя спрячу? И как, в конце концов, объясню твоё появление невесте?..
На этом месте Рада перебила, вызвав в душе возлюбленного, мечтающего поскорее убраться восвояси, не вникая во все подробности этой тёмной истории, новую бурю негодования и чуть ли не отвращения к себе:
– Невесте?.. О, мой Гожо, так ты помолвлен?! Разве не ты говорил мне, что брак – всего лишь ненужная формальность?
– Так и есть, милая Рада, если только речь не идёт о богатом приданом, – небрежно проронил посетитель, надеясь, что упоминание о невесте заставит малютку отступиться: должна же в ней прорезаться хоть какая-то гордость?!
Однако в вопросах любви бедняжка была столь же неопытна, как и её преследователь, а в своей наивной мольбе выглядела ничуть не менее жалко. И если Михель вызывал в Раде лишь брезгливое отвращение, когда заклинал ответить на его страсть, то в Лайоше при виде коленопреклонённой бродяжки, по щекам которой текли горькие слёзы, сейчас пробуждалось аналогичное чувство. Ему и впрямь нравилась эта малышка, столь очаровательная и невинная, и он готов был снизойти до её любви. Но ведь в тот момент Рада ничего не требовала взамен и казалась лакомым кусочком, вполне подходящим развлечением. Теперь же просила забрать, увезти, спрятать, спасти – и храбрый вояка готов был бежать от неё на край света.
– Гожо,
