Булькающий смех срывается с ее губ. Потом до нее доходит, что мне не смешно, и она успокаивается. – Мне жаль. Это обидно.
Я скриплю зубами, мой гнев на Нонну снова разгорается. Ее не было дома, когда мы с Сибиллой уходили, но я твердо намерена поговорить с ней после смены.
Катриона теребит пальцами заостренные кончики своих сережек.
– Так ты осталась одна дома?
– Нет. Я встречалась с друзьями, которые не получили приглашений.
– Как милосердно с твоей стороны. – Она зевает, показывая, что она думает о моем милосердии.
Если только она не устала.
Предпочитаю думать, что это усталость. Я не отрываю взгляда от стакана, который вытираю.
– Ты вчера видела Данте?
– Да. Он вел себя наилучшим образом. К тому же присутствовала принцесса Глейса.
– Какое отношение имеет к нему принцесса Глейса?
– Он ухаживает за ней, глупышка. Она выглядит холодной. И бледной. Так отвратительно. Можно подумать, что на севере не светит солнце.
Прежде чем я успеваю оторвать челюсть от столешницы, дверь таверны распахивается, и входит Энтони, балансируя поддоном, доверху набитым рыбой вперемешку со льдом. Он находит меня взглядом, и тут же на его губах появляется улыбка.
– Фэллон. Катриона. – Он здоровается с обеими, но смотрит только на меня.
Он обходит бар и идет на кухню, чтобы отнести добычу матери Сибиллы, которая была по локоть в луке и чесноке, когда я заходила в последний раз.
Катриона смотрит на вращающуюся дверь.
– Твое пламя обжигает, micara.
– Что?
– Энтони чуть не врезался в стену вместо двери. Марко задал кучу вопросов о тебе. И Сильв… – Ее глаза широко раскрываются. – Твоя девственность цела?
От ее слов меня бросает в жар, впрочем, больше я думаю, почему король расспрашивает обо мне. Мы даже никогда не встречались.
– А как ты собираешься заработать золотую монету?
Мое сердце бьется от напряжения под корсетом. Золотая монета покроет арендную плату за квартиру по крайней мере на год.
– Даже три, если король в деле… – размышляет Катриона вслух.
Я отставляю стакан.
– А как можно заработать?
– Сделав то, что я сделала восемьдесят два года назад.
Мой пульс учащается, потому что, мне кажется, я знаю, к чему она клонит.
– Что ты сделала?
– Я продала на аукционе свою девственность.
– Ты… – Я морщу нос и качаю головой: – Нет. Я бы никогда не смогла.
Энтони выходит из кухни, воздух наполняется ароматом перламутровой чешуи и жгучестью нарезанного лука. Он подходит ко мне, я думаю, что он собирается обнять меня за талию, но его цель – раковина.
Он опускает руку в таз, полный мыльной воды, затем берет кусок мыла и растирает его между ладонями.
– Что ты задумала, Катриона – умелые ручки?
