глаза распахиваются.
– Десять серебряных монет в месяц? Я получаю две в таверне. – И на одну покупаю еду, а другую откладываю на случай чрезвычайных ситуаций вроде ремонта дома или починки одежды и обуви.
Кстати, об обуви… Я смотрю на свои босые ноги, понимая, что башмаки, которые я потеряла сегодня вечером, были моей единственной парой.
Слова Катрионы проносятся у меня в голове, одновременно заманчивые и отвратительные. В конце концов отвращение к возможности потерять невинность с каким-то незнакомцем побеждает возможный соблазн. Я отказала Энтони не для того, чтобы в итоге раздвинуть ноги для кого-то кроме Данте.
Но что, если Данте предложит самую высокую цену?
Вслед за этой мыслью приходит отрезвляющая: что, если самую высокую цену предложит командор? О, с какой радостью этот мужчина причинил бы мне боль и унизил меня.
Я не могу так рисковать. Не говоря уже о том, что сама мысль, что Данте заплатит мне за секс, – невыносима. Как я могу стать кем-то, достойным быть королевой, его королевой, если веду себя как изгой?
Я никогда не думала о воровстве, но не представляю, как смогу заработать десять серебряных монет в месяц. Полагаю, я могла бы найти вторую работу.
– Сколько зарабатывают солдаты? – я размышляю вслух.
– Женщины не могут быть солдатами.
– Верно. Потому что мы идем на поводу у наших прихотей.
Катон косится на мое промокшее платье.
Отлично.
– Признаю, что сегодня вечером я действовала немного импульсивно, но по крайней мере я действовала. Можешь ли ты представить, как я использую эти стремительность и мужество в бою?
Катон с трудом сдерживает улыбку:
– Мне было бы жаль армию противника.
Я ухмыляюсь:
– И твоих товарищей по батальону.
Улыбка становится шире, но затем тает, потому что мой голубой дом находится в пределах видимости и здесь не так темно, как должно быть этим поздним вечером.
Глава 18
Когда гондольер причаливает судно, Нонна – все еще в своем дневном платье под шалью – выглядывает из окна гостиной.
Боги, она ждала меня.
Нонна беззвучно шевелит губами, замечая меня, а затем у нее словно перехватывает дыхание при виде беловолосого фейри, помогающего мне выбраться из лодки. Она закрывает окно и отворачивается, пристыженная, разочарованная.
Она спрятала ленту и платье, – говорю я себе.
Может, я и навлекла на нее позор, но она первая навлекла его на меня.
Я расправляю плечи, обходя дом, чтобы добраться до входной двери. Шаги эхом отдаются позади меня. Я останавливаюсь и пристально смотрю на Катона:
– Ты следишь за мной, потому что не уверен, переступлю ли я собственный порог, или боишься, что Нонна задушит меня своими лозами?
– Ни то, ни другое.
– Тогда…
– Давай продолжим разговор
