кусал тебя? – спросил он. – Точно?
– Точно! – ответила она, отдернув руку и отступив на пару шагов, словно боясь, что грубиян станет ее дальше раздевать.
– А тебя? – обратился он уже к Максиму. Тот в ответ помотал головой.
– Ты только не юли! – сказал он. – Ежели что… пока еще успеть можно, враз костер разведем, прижжем.
– Да не кусал меня никто! – сказал Максим. – А что будет, ежели укусит?
– Таким же станешь, – ответил обитатель избушки. – Будешь тоже по лесам бегать и горло людям драть.
И тут до Максима дошло, что именно это и случилось с Серафимом. Он представил Серафима с белыми глазами, с посиневшим лицом, с жутко раззявленным ртом, бросающегося на стены кельи. При этой мысли дрожь объяла Максима. Должно быть, выражение его лица в эту минуту хозяина здешнего позабавило.
– Ладно, не хнычь, кутья прокисшая! – с этими словами он хлопнул Максима по плечу. – Сейчас отец Варлаам заложит телегу, съездим, проверим, что там у вас там, в монастыре, делается. Авось, ничего страшного и не случилось. Что вы, кстати, с тем, в лесу, сделали?
– Он того мертвяка топором зарубил, – сказала Стеша, умолчав о своей роли в победе над чудищем.
– Вот это дело! – лесной обитатель сызнова хлопнул Максима по плечу. – Меня Федором крестили, а люди прозвали Фрязиным. А тебя как?
Представился и Максим.
– Ну, давай, Максим, не будем мешкать. Надо нам до ночи поспеть, а то как бы чего не вышло.
***
Поспеть, однако, не поспели. В дороге у телеги – старой и ужасно скрипучей – подломилась ось, и Федор с отцом Варлаамом часа два прилаживали вместо нее срубленную Максимом молодую березку, поминая матерным словом некого Мину, из которого кузнец, как из дерьма пуля, а плотник – и того хуже.
– Я одного не понял, это что, болезнь такая, вроде оспы? – спросил Максим Фрязина, пока он обстругивал березку топором. Про оспу он много знал – про нее ему дядя рассказывал.
– Вроде того, – буркнул Фрязин. – Поветрие это упырное, нет от него покоя даже мертвым. Кого такая моровая тварь укусит, тот сперва болеет дня три, а затем сам в нее превращается. Но это ежели его насмерть не загрызли.
– А если насмерть? – спросил Максим после небольшого молчания.
– Тогда он сразу восстает, уже этаким, – Фрязин сплюнул на землю.
– Никогда про такое не слыхал, – Максим почувствовал, как ежится под свиткой.
– Ты много про что не слыхивал, кутья, – ответил Федор, отмеряя, не надо ли отрубить от оси еще немного.
– Чуден свет, – поддержал его возившийся тут же отец Варлаам. – И несть числа чудесам его же.
– Несть числа тому дерьму, что на свете случается, – мрачно прибавил Федор. – Ладно, Варлаам, давай ось прилаживать, а то, мать его так, из-за этого деятеля новгородского как бы до ночи не провозились.
Тут Максим решил людям не мешать и отошел чуть в сторону, к
