и случится… все равно, я жива останусь. Мне это явлено было, – ответила она непонятно. – Долго говорить, ты не поймешь. Но матушка знает, что коли мне что явлено, то, значит, так и будет.
– Видение тебе, что ли, было? – переспросил Максим. Отец-игумен всегда говорил, что видения пророческие Господь посылает только святым подвижникам, которые пред тем много Ему порадели. Стеша на святую подвижницу совсем не походила, да и много бы порадеть не успела при всем желании – уж больно молода. Таким видения известно, кто посылает. Точно не Господь.
– Неа, не видение, а… – Стеша на миг призадумалась, – просто знаю, и все. Находит на меня иногда: трясет меня так, что иной раз головой об пол бьюсь и себя не помню. И в ту пору я всякое я вижу такое, над чем в грядущем люди плакать будут.
– Что же ты видишь? – спросил Максим. От такого разговора холодок у него прошел по спине. Правду она говорит или только смеется над ним?
– Недоброе, – негромко ответила Стеша чуть в сторону, слегка сжавшись, словно ей это причиняло боль. Дальше Максим у расспрашивать расхотелось, и поехали они молча.
Рысили они первое время вдоль реки, затем свернули на тропу, уходившую в лес, и с нее еще раза три сворачивали там, где Стеша указывала, ориентируясь по одной ей понятным приметам. Максим к тому времени понял, что обратной дороги он сам не сыщет – заплутает в лесу или выедет где-нибудь в другом уезде, проскитавшись пару дней.
– Далеко ли до человека этого вашего? – спросил Стешу Максим, у которого уж глаза слипались от усталости – а еще ж назад ехать!
– Нет, теперь уж немного осталось, – сказала она. – До свету уже выедем назад, если, конечно, застанем его. А то он ведь на одном месте не сидит: то здесь, то там.
Вдруг Сивка, и до того уже с полчаса неспокойно озиравшийся, и вовсе встал, как вкопанный – и ни вперед, ни назад. Стоит, башкой вертит, на седока озирается, ржет жалобно.
– Плохо дело, – сказала Стеша, заозиравшись по сторонам еще более озабоченно, чем Сивка. – Поворачивай назад, после уж из дома поедем, утром.
– Ты в своем уме?! – воскликнул Максим, но Стеша зашипела и закрыла ему рот рукой.
– Взбесилась ты?! – спросил он, оторвав от губ ее пахнущую полынью руку. – Сама говоришь, нам чуть-чуть проехать осталось. Нельзя медлить, поехали вперед.
Он тронул поводья Сивки, но конь не сдвинулся с места, а, помявшись на месте немного, сделал пару шагов назад.
– Вон, даже лошадь, скотина бессловесная, и та лучше тебя понимает, – горячо зашептала Стеша. – Назад надо скорей.
Максим в ответ на это только стегнул коня поводьями посильнее. Очень не хотелось поворачивать, когда цель уже – вот она. А ну, как из-за этого Серафим помрет? Как он после этакого в глаза смотреть будет отцу-игумену и братии? Да и своя-то совесть заест. Ну, что тут может быть в лесу? Ну, волк. Известно: волков бояться – в лес не ходить.
Конь, нехотя, все же двинулся шагом по тропинке вперед, однако дойдя до зарослей орешника, вдруг
