и храброе сердце. Может быть… – Порыв ветра уносит ее слова. Я чувствую себя растерянно и обеспокоенно, словно что-то не так. Затем она договаривает: – Может быть, мы сможем начать все сначала где-нибудь в другом месте. Только ты и я.
– А как же папа?
Я жду ответа, прижимаясь к ней крепче. Меня окутывает ее запах, такой знакомый, от которого мне становится спокойно. Мама перебирает мои растрепанные волосы. Она пахнет чем-то сладким. Каким-то десертом: медом и карамелью. Может быть, даже яблоками в карамели.
– Завтра уже июнь. – Ее голос тихий, словно шелест, поэтому я едва разбираю слова. Мама проводит ладонью по моему затылку и спине, слегка похлопывая, а затем отстраняется. – Июнь всегда несет в себе что-то новое.
Я думаю над ее словами весь вечер. Я думаю над ними, сидя за обеденным столом, пока папа рассказывает о том, как Коллинз в офисе умышленно испортил его электронные таблицы. И продолжаю раздумывать, когда он кричит на маму за то, что она пережарила филе лосося. Он даже закатывает истерику из-за камней вокруг почтового ящика, говоря, что это все соседская собака: сорвалась с цепи и пустила насмарку весь его тяжелый труд. Я держу рот на замке, перетирая глазированную морковь в кашицу. Мне не хотелось, чтобы у Тео были неприятности. Я знал, что папа заметит.
Он любит эти камни.
Когда наступает время ложиться спать, я никак не могу перестать думать над мамиными словами.
Сам не знаю почему.
Июнь всегда несет в себе что-то новое.
Что это значило? И почему мама хотела уехать куда-то без папы?
Этой ночью мама укладывает меня в постель и поет мне колыбельную. Она уже давно не пела мне колыбельных: с тех пор, как я пошел в подготовительный класс. Ее голос мягкий, от него будто исходит лунное сияние. Если бы у луны был голос, он бы звучал как голос моей мамы. Она поет о том, что над радугой летают синие птицы счастья. Я думаю о синих птицах и думаю о радуге. От этих слов мне становится радостно, но мама поет их так грустно.
Она читает мою любимую книжку про слоненка Дамбо, а я держу в руках мягкую игрушку – пушистого серого слоненка по имени Бабблз. Мама плачет над этой книгой, как и всегда.
Потом она нежно целует меня в макушку и шепчет мне при свете звезд, что льется из окна:
– Я всегда буду оберегать тебя.
Я с улыбкой прижимаюсь к полосатому одеялу и прислушиваюсь к ее тающим шагам.
Пытаюсь уснуть, но в голове крутится столько мыслей.
Думаю о Венди, о том, какая же она дура. Да и Уайетт такой же.
Я думаю о щенке, которого мы заведем… Йоши. Интересно, подружится ли он с соседской собакой?
Интересно, папе он будет нравиться больше, чем соседская собака?
Я думаю о мамином голосе, сотканном из лунного света. Интересно, почему она сказала мне все те вещи, когда мы стояли у двери?
И наконец, я думаю о сестренке Тео.
Поросенок или Бабочка?
Интересно, живот мамы Тео все такой же большой? Вышел ли уже ребенок из ее «лудерус»?
А
