мира приковано к каждому его слову и поступку, и возомнил себя центром вселенной. В плену этого заблуждения он будет пребывать до конца дней. И его эгоцентризм, и многие его обиды и разочарования, в том числе постоянные обиды на мать, будут основываться именно на этом заблуждении.
Наступил момент, когда даже Елизавете Петровне стало ясно, что воспитывать будущего наследника должен человек более дальновидный и просвещенный, и она назначает на пост главного воспитателя «русского вольтерьянца» Никиту Ивановича Панина. В нем многие видят некое исчадие ада и именно ему приписывают вину за сложные отношения, сложившиеся между его воспитанником и Екатериной. Но это мнение слишком поверхностно. Панин – сибарит? Да. Развратник? Да. Интриган? Да, и еще раз да. Но он европейски образован и не чужд ответственности за доверенное ему дело. В его пространной записке, предлагающей план воспитания наследника, нашлось место всему, что необходимо будущему монарху: и изучению наук, и заботе о физическом и нравственном здоровье, и намерению пользоваться даже играми для того, чтобы направлять мальчика к добру.
Учителей Панин подобрал для своего подопечного тоже вполне достойных: математике его обучал немецкий профессор Эпинус, немецкой и французской литературе – бывший профессор Страсбургского университета Анри Николаи и довольно популярный в то время писатель Франсуа Лаферье, а уж лучшего преподавателя богословия, чем архимандрит Платон (будущий митрополит), найти было просто невозможно.
Поначалу Екатерина, получив наконец доступ к воспитанию сына, хотела заменить Панина одним из самых блистательных энциклопедистов Жаном Лероном Д’Аламбером. Но знаменитый француз, прочитав манифест о смерти Петра III от геморроидальной колики, отказался от лестного предложения, написав, что страдает той же болезнью, а, судя по всему, климат России для таких больных опасен. Екатерина обратилась к Дидро, к Мармонтелю, но и они последовали примеру Д’Аламбера… Так что пришлось довольствоваться тем, что было.
Зато Панин приглашает к Павлу молодого учителя Семена Порошина. Этому человеку мы обязаны весьма занимательными наблюдениями за жизнью наследника и становлением его характера. Это он описал несколько эпизодов, которые должны были заставить окружающих серьезно задуматься о психическом здоровье ребенка. Когда Порошин сообщил Павлу о кончине Ломоносова, мальчик с брезгливой гримасой заявил: «Что о дураке жалеть, казну только разорял и ничего не сделал!» И никто не попытался оспорить это категорическое суждение! Но когда через некоторое время тот же Порошин прочитал ученику Пятую оду Ломоносова, Павел воскликнул: «Ужасть как хорошо! Это наш Волтер!» Такая резкая смена оценок была очевидным свидетельством нестабильности психики. Это беспокоило. Но не настолько, чтобы принимать меры.
Митрополит Платон, один из самых выдающихся епископов Русской православной церкви того времени, имел на Павла серьезное сдерживающее влияние, но он не мог постоянно водить наследника за
