что рассказывал Дмитрий Николаевич Блудов, человек осведомленный, любимец Николая I, сделавший в его царствование блистательную карьеру (начинал делопроизводителем Верховной следственной комиссии по делу декабристов, закончил президентом Академии наук и председателем Государственного совета и Комитета министров): «Николай Павлович при жизни Константина не считал себя настоящим государем, а лишь, как бы сказать, наместником законного царя Константина; во всем отдавал ему отчет; без совета с ним не предпринимал ничего важного. Приказал сообщать ему копии даже с самых секретных дипломатических бумаг и на совет Кочубея утвердить составленные „Комитетом 6 декабря“ проекты Николай отвечал: „Как же я могу сделать это без согласия брата Константина Павловича? Ведь настоящий-то, законный царь – он; а я только, по его воле, сижу на его месте!“»
Еще в начале царствования Николая, 14 (26) марта 1826 года Константин писал брату-императору: «Я позволю себе высказать здесь то, что я душою и сердцем был, есть и буду, пока жив, русским, но не одним из тех слепых и глухих русских, которые держатся правила, что им все позволено, а другим ничего, – „Матушка наша Россия берет добровольно, наступая на горло“ – эта поговорка в большом ходу между нами и постоянно возбуждала во мне отвращение». Это признание, абсолютно искреннее, полностью объясняет поведение великого князя как до, так и во время польского восстания 1830—1831 годов.
Поначалу он воспринимал Польшу всего лишь как место службы, а потом (скорее всего под влиянием Жанетты Антоновны) полюбил всем сердцем. Когда он получил назначение, Польша уже находилась в привилегированном положении по сравнению с другими регионами империи: у нее была конституция, сейм, независимый суд и армия, состоявшая из 35 тысяч человек, в основном ветеранов наполеоновских войн. Поначалу поляки, наслышанные о характере великого князя, опасались, что он постепенно покончит с добытыми ими вольностями. Но случилось невероятное: наместник постоянно выпрашивал у брата для Царства Польского то одну, то другую привилегию. Он полюбил поляков, народ, подаривший ему единственную на свете женщину, которая смогла составить его счастье и усмирить его необузданный нрав. Кротко, но достаточно часто она повторяла: «Константин, сперва надо думать, а потом делать. Ты же всегда поступаешь наоборот». И он принимал ее укоры. Он очень старался не огорчить ее. Тем, кто знал его в молодые годы, трудно было поверить, что это тот самый безудержный Константин Павлович.
Время свое великий князь делил между счастливой семейной жизнью и занятиями с войсками. Он поставил перед собой цель: сделать 35 тысяч польских солдат лучшей армией в мире. И, надо сказать, преуспел. Но убедиться в своем успехе ему пришлось в обстоятельствах крайне прискорбных. Его любовь к полякам не была взаимной. И не потому, что он был плох. Потому что он был русский. А это значило захватчик, оккупант.
В Польше зрело восстание. Готовили его так тщательно и скрытно, что
