братом…
– Но разве так можно?… – раздался чей-то неуверенный голос позади.
– Он заплатил за свои похороны. И мы принимаем эту плату, – отрезал капитан, и в его ладони сверкнули поднятые с палубы кольца.
Спустя полчаса непривычно молчаливая команда теснилась у борта, и десятки рук сжимали снятые головные уборы.
Васко обвел взглядом ряды закутанных в ткань тел в последний раз. Внутри кипела непостижимая злость. Сил определить её адресата не осталось. Скорее он негодовал на проклятых пиратов, что стали на пути их эскадры. Или быть может, он злился на каждого из тех, кто оказался в этих мешках за их нерасторопность? Или за излишнюю браваду в бою? А может, больше всего он был зол на самого себя за то, что не нашел способа предотвратить все эти смерти?
На плечо легла тяжёлая рука. Маркиз проскрипел:
– Пор-ра, капит-тан.
Отвернувшись, Витал сердито шмыгнул носом и посмотрел на плотника в упор. Тот только медленно покачал головой. Капитан опустил глаза. Не прими на себя капитанство, он мог бы себе позволить отдаться гореванию. Он мог бы молчаливо раскуривать трубку и предаваться воспоминаниям, лишь бы не отпускать погибших. И Витал всё оттягивал момент, когда короткая молитва морского народа поставит точку, и назовёт мёртвых мертвецами. Казалось, произнеси он формулу прощания, и объятия его памяти разомкнутся, чтобы отпустить братьев в вечность забвения. Но плечи расправились, спина распрямилась, и он проговорил:
– Рождённые морем в бездну морскую и вернутся. Ласковой глубины, братья.
– Ласковой глубины, – вторили ему голоса вокруг.
Жан и Жак, хмурые, тихие, зарёванные, одного за другим отправляли погибших мореходов в за борт.
В тишине подступающих сумерек раздалась невыносимо долгая череда всплесков.
***
– Экипаж, па-а-адъём!
– Подите вон, – промычала Селин и перевернулась на другой бок.
– Птичка, одевайся и спускайся к нам в кают-компанию. Все уже собрались. Намечается пирушка!
Сон начал отступать, и она присела в постели. Каюту наполняли розовые лучи заката.
– Что ещё за пирушка? – спросила она без особой надежды на ответ.
– Да кто их поймет, этих крыс мокрожопых, – пробасил Брут из-за двери. – Впрочем, не отдали концы и ладно – ребята живут, как в последний раз! И они правы…
Всё, что говорил телохранитель, показалось каким-то несусветным бредом. В сознании то и дело всплывали мутные образы морского боя, лихого капитана Витала, дрожащий в её руке пистолет и загадочная тёмная каморка с волшебным свечением…
Де Круа потерла лицо. Чудовищно несуразный и дурной сон! Она встала с постели и охнула: тело нещадно ломило.
Дрожащей рукой де Круа приподняла разорванный подол то ли пыльного, то ли подпалённого платья. Так и есть! На левой коленке запеклась кровь – след от недавнего падения с лестницы.
– Как я попала
