спорил бы, что переживал бы в бодрствующем состоянии, все это я пережил, видимо, во сне. Спорил и доказывал, и огорчался – все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку.
И лишь после этого написал в ЦК, попросил разрешения уехать лечиться на курорт.
Так я пережил этот тяжелый момент".
То, что происходило в это время в стране, в армии до Жукова не доходило. Судьба его была решена. Оставались процедурные вопросы. Сообщение о Пленуме в печати (3 ноября) совпало с публикацией многочисленных отчетов с собраний партийных активов в стране и Вооруженных Силах. Глыба Жуков требовал основательной работы на местах по разрушению его авторитета.
На собрании партийного актива Черноморского флота, посвященном итогам октябрьского Пленума, В. Михайлин не присутствовал. Но о том, что там происходило, конечно, знал. Ведь и целью таких собраний было не только "обсудить вопрос", но и сформировать общественное мнение.
Докладчик – первый секретарь Крымского обкома КП Украины В. Комяхов, сердечно провожавший Жукова в Югославию, выступая теперь перед черноморцами, особенно налегал на доклад М. Суслова на Пленуме, цитируя из него целые фрагменты.
В вину Жукову ставилось многое, особенно два последних приказа, изданных им, где no-существу, на командиров-военачальников возлагалось руководство политорганами и партийными организациями, пресекались всякие попытки критиковать командиров на партийных собраниях и конференциях.
"Издавая приказ, – говорил Комяхов, – который затрагивал жизнь и деятельность коммунистов, партийных организаций, политорганов, всей Советской Армии, тов. Жуков не счел нужным внести этот приказ на утверждение Центральным Комитетом, даже не проинформировал ЦК, проявив недопустимое самовольство".
Он рассказал, с какой тревогой в Президиуме ЦК узнали о создании Жуковым без ведома ЦК специальной школы разведчиков в две с лишним тысячи слушателей. Набирать предполагалось людей со средним образованием, прошедшим военную службу. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания, слушателям должны были выплачивать ежемесячную стипендию в размере 700 руб. – рядовым и 1.000 руб. – сержантам. Об организации школы должны были знать только три человека: Жуков, генерал-полковник Штеменко и генерал-майор Мансуров, назначенный начальником этой школы. Однако генерал-майор Мансуров, вопреки указаниям министра обороны, проинформировал Центральный Комитет.
Для каких целей предназначались выпускники школы – трудно сказать. Но то, что срок обучения определялся в 6-7 лет, может свидетельствовать о перспективности школы, а не использовании ее, как предполагали некоторые, в ближайших политических целях.
Несомненно, Георгий Константинович любил единовластие и стремился его усилить, не всегда ощущая чувство меры. То, что было хорошо для полководца в военной обстановке, в противоборстве с сильным врагом, для политического деятеля становилось недопустимым. Но вот насколько
