к нему снисходительно и не считает его выходки достойными внимания.– Все верно, друг, – Герцогиня поморщилась. – Их империя баснословно сильна и богата, и мы им совершенно ни к чему, и все же я боюсь возмездия. Уничтожить планету для них ничего не стоит. Может быть, лучше займемся мятежниками как-нибудь по-другому? Может быть, все еще успокоится? Мы можем уменьшить налоги, освободить политических заключенных.
– Ничего не успокоится, миледи. Слишком сильно разгорелся костер, чтобы его потушил легкий дождик. Наоборот, пламя затрещит и разгорится еще сильней. Плебс потребует все новых и новых уступок и свобод. А насчет землян у вас не должно быть никаких сомнений: они соблюдают нейтралитет между нами и федералистами, так как не желают втянуться в конфликт, и у них существует так называемый «закон невмешательства». Худшее, что мы можем ожидать от них, это требование о выдаче виновных, которых если нужно, мы всегда найдем, или аннулирование своей дипломатической миссии и прекращение здесь своей гуманитарной деятельности. Неужели вы испугались этого, моя госпожа?
– Нет, но ведь они помогают нам бороться с эпидемиями равнинной чумы.
– Что сейчас важнее: сохранение короны и наведение порядка на планете, или какая-то даровая вакцина? Может быть завтра мятежники возьмут город: сегодня к ним уже перебежали двое ваших министров. Верных людей становится с каждой минутой все меньше, брожение затронуло даже отборные ряды дворцовой гвардии, присягавшей лично вам. Может быть Вашему Величеству больше нравиться эшафот и гильотина под дикие крики мятежной толпы, чем власть, загородные дворцы и корона? Тогда может быть завтра, или послезавтра, самое позднее через три-четыре…
Герцогиня, до этого закрывающая склоненное лицо руками, встрепенулась и влепила секретарю звонкую пощёчину. Глаза ее были полны страха, смешанного с гневом:
– Ты, ты… как ты смеешь меня пугать! – Крикнула она. – Как ты разговариваешь со мной? Каким тоном ты осмелился…
Секретарь вскочил и склонился перед ней, но не так, как обычно кланяются слуги, а только чуть-чуть, не отрывая взгляда от нее. Он понимал, что добился своего: она будет действовать так, как он скажет, а после того, как восстание будет подавлено, она будет принадлежать ему; тайна, связующая их, крепко на крепко прижмет ее к нему, и корона, которая итак почти сияла над его челом, осеняя огромной властью, станет его безраздельной собственностью, а Великая Герцогиня, эта высокородная гордячка ослепительно-соблазнительной внешности, будет только его игрушкой и маской для царствования. Его слишком темная для представителя безоговорочной власти кожа создавала дополнительные сложности, ведь многовековой закон кастового разделения по цвету кожи не давал ему сравниться с этими горделивыми белокожими глупцами, несмотря на весь его ум, и за это он иногда почти ненавидел себя, свою мать, отца и самого Создателя. Он долго шел к этой цели, не жалея никого на своем пути, и
