в только что полученном штурманском кителе… Спать… Море цветов в саду, ромашки, георгины, лилии в пруду, холодная черная вода и золотые рыбки… Муравьи ползут по своим истоптанным тропинкам, несут в муравейник жирную извивающуюся гусеницу, гусеница подергивается, муравьи ее кусают и она опять подергивается… Зеленая такая, как трава… Спать… Беззвездная ночь… Опять удары по щекам и сладко-липкий привкус кислородной смеси, опять прикосновение к вене и инъекция, опять эти люди в голубых халатах и сон куда-то уходит. Зачем вы прогнали сон? Опять Флорена, она почему-то плачет поодаль, рядом же кривляется отвратительная фигура секретаря. Он что-то шепчет ей на ухо, она вскакивает, порывисто жестикулирует, люди выталкивают секретаря из поля видимости. Флорена опять садится и опять плачет, вытирая слезы белым пятном платка… Потом она опять встает и приближается.– Он видит меня? – ее голос какой-то неясный, туманно-теряющийся где-то под сводами комнаты.
– Вероятно, да.
– Слышит?
– Скорее всего нет…
Как хотите, могу и не слышать. Только вот опять наползает усталость. Кровь, мешающая слушать разговор, вдруг отхлынула и перестала барабанить в висках, в комнате стало как будто заметно прохладнее, чудесный леденящий ветерок коснулся пальцев и губ. Слова разговора становиться понятными, образы перед глазами приобретают красочность и объем. Флорена, оказывается, одета в розовый комби с серебряной вышивкой на карманах…
– Может быть убрать имплантат? Каждые полчаса реанимируем, и так уже третьи сутки. Он просто отказывается дышать и останавливает сердце.
– Нет. Он уже поддается… Пульс стал ровнее… Животная жажда жизни неизбежно должна пересилить это подсознательное упрямство… скоро все пройдет…
– Когда наступит это «скоро»?
– Не знаю, может через час, может через день.
– Нам головы с плеч снимут если…
Веки тяжелеют и плотно закрываются. Реальные образы людей исчезают, а на их месте появляется космическое пространство с мириадами горящих звезд…
– Кислород! Да скорее же! Он умирает!
– Не кипятись. Он умирает уже тридцатый раз за эти сутки. Сейчас все сделаем.
– Пульс?
– Нет.
– Инъекция.
– Есть инъекция.
– Пульс?
– Есть. Пошел, голубчик.
– Фу-ты! У меня двое детей и жена дома. Сколько еще? Я боюсь.
– Я тоже. Но он не умрет, его тело против смерти. Здоров и силен как двадцатилетний гвардеец. Есть чему позавидовать…
– Пульса опять нет!
– Черт! Еще инъекция!
– Есть инъекция.
– Как пульс?
– Нет!
– Что?
– Нет.
– Святая
