Габриэль Шанель! Или просто Коко. Она шьет модную одежду для дам!
Брюнетка, подруга Миси и Серта, за все время выпила лишь полбокала шампанского и съела кусок овечьего сыра. Жесткие завитки ее каштановых волос выбивались из-под шляпы-чалмы, брови были густыми, почти срослись на переносице. Посадка головы у нее была горделивая и задорная.
– Вы из Парижа, мадам? – вежливо поинтересовался Семенов.
– Мадемуазель Габриэль-Бонэр-Шанель, вот так, – подсказала Мися, не к месту расхохотавшись.
– Да, в основном работаю в Париже. В Довиле у меня тоже есть магазин. Еще в Биаррице, – Шанель взяла папиросу из изящного портсигара, Стравинский поднес ей горящую спичку.
– Серж, когда-нибудь Коко сделает костюмы для твоих балетов, – громко объявила Мися.
Дягилев поправил монокль и, треугольником подняв брови, серьезно уставился на модистку.
– Ну, не знаю, – неуверенно пробормотала Коко, словно торопясь предвосхитить отказ.
– Между прочим, – Мися нисколько не смутилась молчанием Сергея Павловича, – я считаю, у вас много общего. И Коко, и ты, Серж, пытаетесь поймать ветер, запечатлеть призрачный иероглиф времени! Как на рисовой бумаге, еле видный всем знак… – Мися потрясла кистями рук, изображая подобие танца. – В общем, вы его проявляете.
– Поведайте, пожалуйста, какие будут новые постановки, Сергей Павлович? Чего ожидать публике в качестве такого знака времени? – Семенов поменял тему, понимая, что Дягилев может обидеть подругу Миси. Если уж он был способен оскорбить великого Пикассо и задиристого Сати, что говорить о маленькой портнихе?
– Нужны деньги на новую постановку «Весны». – Дягилев вдруг обнаружил, что съел горячее. Внимательно осмотрев и тщательно почистив стенки керамического горшочка, он поднял руку и попросил у официанта еще порцию. – Пока мы сидели в Лондоне, я понял, что «Весна» сейчас, спустя семь лет, снова может иметь успех. Но теперь еще и наш Лёля может ее поставить по-новому! – Дягилев повернулся к Мясину, словно ожидая похвалы за щедрое предложение.
Мясин чуть опустил голову, сначала никак не отреагировав. Затем, неожиданно побледнев, играя желваками, тихо сказал по-русски:
– Вечно ты, еще не прожевав один кусок, бросаешься на другой! Как… будто голодный!
Только четверо за столом понимали по-русски, но все услышали раздражение в реплике Мясина.
В 1913 году постановка балета «Весна священная» на музыку Стравинского в Париже закончилась скандалом, небывалым даже для Парижа. Предлагая зрителям в Театре на Елисейских Полях этот спектакль, Дягилев будто нарочно испытывал их терпение, провоцировал. Перед этим он поразил Париж половецкими плясками, и это тоже была экзотика, но что-то подобное, похожее на цветное раздолье половецких плясок, европейцы уже видели в арабских странах. А вот мир языческой Руси не только никто не представлял, но даже никогда о нем не задумывался!
