style="font-size:15px;"> – Ночью нас к тебе не пускали. Максим провел меня по блату, – подмигнула она.
– У тебя с ним серьезно?
Лона подвинула стул и поправила сползающий белый халат. В отличии от Тёмы, предпочитающей одевать, как пацанка и не пользоваться косметикой, ее близняшка Лона выбирала женственные наряды: юбки, платья, высокие гольфы. Ее волосы, с уложенными изгибами локонами, держал на макушке шелковый бан. На губах мерцали блестки.
Близняшки были на одно лицо – стройные, с ровной кожей, но не внешность решала. Что-то другое делало их настолько разными, что мама порой в шутку пугалась – родные ли они вообще сестры?
Лона провела рукой по спутанный волосам сестры:
– Что ты помнишь?
– Я… – не могла оторвать Тёма взгляда от дыбящихся шуршащих полосок жалюзи, – помню запах жасмина, сахарную вату… и грустный смайлик.
– Грустный смайлик? Странно…
– А все остальное нет?
– Вату ты все время видишь, когда отключаешься.
Тёма уткнулась носом в подушку:
– Что у меня в голове?
– Ответы, – пожала плечами Лона. – Ты же хочешь узнать причину: почему теряешь сознание и как это остановить.
– Хочу.
– Вот и ищи ответы, – провела она пальцами по черной бандане вокруг запястья сестры, – если мы не видим музыку, не значит, что ее нет.
После развода родителей, с Тёмой и начали происходить непонятные приступы потери сознания. Она могла отключиться в любой момент, и никто не знал почему. Каждый раз, когда Тёма приходила в сознание, она забывала последнее, что с ней происходило.
Сегодня прибывая по ту сторону реальности, Тёма видела дом. Он был будто… похоронен. Не дом, а скорее усадьба. От нее остались лишь колонны, обвитые венами плесени. Они поддерживали провалившуюся в нескольких местах крышу под одеялом перегноя сосновых игл и листьев. Проеденная коричневая дверь напоминала пористый шоколад с ароматом гнильцы и растоптанных желудей. На окнах комья земли, пробившие стекла то здесь, то там паутинкой, похожей на выстрел дробью.
– Лонка, зачем кому-то пришло в голову закапывать усадьбу?
– Ты это видела?
– Ага… похороненный старый особняк.
Лона села в ногах сестры, теребя ее за лодыжку:
– Максим снова будет предлагать тебе Ганнонет.
– Я не принимаю ничего, созвучное с «говном»! Пусть сам жрёт свой Гавнодат! И перестаньте уже говорить обо мне. Он тебе любовник, а не психолог.
– Ты младше на пять минут, но иногда ведешь себя как пятилетняя!
И пока Тёма придумывала ответ, чтобы не обидеть сестру (максимально и навсегда), в дверь постучал виновник происходящего.
– Лона, Тёма… – позвал он, —… вы шумите, – просочился он в дверь. – Разбудите дежурную, и всех прогонят.
– У тебя уволят? – спросила Тёма.
– Вероятно.
И
