вьючный осёл. Этому длинноухому крепышу выпало несколько лет служить волкодавом, оборонять стадо козочек в предгорьях Местэрадо. Не знаю, сколько на его счету волков, хе-хе-хе, но лично видел, как он чуть не загрыз шакала. А в другой раз – здорово оттаскал за загривок злую деревенскую собаку. – Осёл, вроде бы чувствуя похвалу, довольно замотал головой, застриг действительно заячьими ушами. – Но, возвращаясь снова к людям, – жрец повернулся к возчику, – расскажи мне, в чём цель твоих уроков, преподаваемых девочке?
– В чём цель? Ну как же? Волов вести надо. Груз везти надо. Дело семьи – святое, и учиться ему с молодых ногтей тоже надо. Верно говорю?
– Верно, да слишком быстро. Говоришь. Торопишься, сам себя услышать и не успеваешь. Ты из фаима Нонга́ро? – Мужичок кивнул, слушая. – Хорошие семьи, давно возят здесь. – Пояснил старик для нездешних. – Как поживает ваш старший батюшка? Всё также плодовит? Киваешь, хорошо. Всё хорошо. И что ваших много, и что слушать готов. А цель твоя, и уроков твоих, от волов лишь неподалёку. Но вовсе не в них, и не в грузе, и не в том, успеете ли к закату. Извечный Лем завещал нам, своим детям, просто жить. Долго и степенно, если получится, а нет – так хотя бы стоит стараться. Не тратя времени и сил на напрасные поиски, метания, баловство или бегство. Слышишь? Именно этому ты и должен учить уже своих детей. Фаим Нонгаро занимается своим делом сколько? Полвека? Хорошо, нужно продолжать. И своей ясноокой дочурке ты покажешь, насколько хорош ваш путь и положение, ваша доля, ваша судьба. Но в учении не торопись. Будь терпелив и спокоен. Не толкни её, неразумную пока голубку, выпорхнуть из родной голубятни. Не рискни её долгой жизнью, усердствуя без меры, гоня и требуя, как с жилистого мальчугана. Возьми это, – жрец легко оторвал две полосы от коричневой накидки, – и повяжи ладони. Тихо и ласково, будто подвязываешь хрупкий цветок. И повторяй раз за разом. Тогда и распустится цветок в твоём доме, и принесёт фаиму ещё множество новых хороших людей. А волы будут напоены и омыты.
Все вежливо одобрили мудрость жреца. Эйден передал возчику баночку охлаждающей мази, чтобы нанести на содранные мозоли. Показал, как лучше наложить повязки, чтобы почти не сковывали кисть, но при этом не спадали. Так ехали ещё с полчаса, широким рядом, расслабленно беседую обо всём, изредка уступая дорогу встречным путникам. Старый жрец расспрашивал детей возчика о том, умеют ли они написать свои имена, и громко восхищался ответами, когда путь преградили трое. Юнцы, немногим старше тех, что только что выписывали в воздухе неясные литеры.
– Кто такие? Куда идёте? – Спросил самый высокий из них, со смешным пушком над губой. И с мерзкого вида косой, насаженной на древко торчком. – А ну стой, сказал! Не то нос твоей корове обрублю. А то и не только корове.
Повозки остановились, не ожидавшие подобного спутники переглядывались. Аспен смотрел не прямо на троих, ставших на дороге, а правее, в колючие заросли акации. И зорким глазом различил там не меньше
