в мои глаза влажность. Мне нет ни малейшего дела до оставшейся открытой двери, когда Олдриджу уже ничто не помешает войти внутрь и чувствовать себя так, словно он тут хозяин. Я одета в достаточно тёплые легинсы и длинный нежно-розовый свитер, а мои ступни надёжно согревают носки. Однако из-за этого нежеланного вторжения мне становится почти зябко и холодно. Дрожь сотрясает моё исхудавшее и эмоционально высосанное тело. Оно опустошено и испугано. И не знает, зачем вообще просыпается по утрам. Иногда я жалею, что не оказалась беременной. Так у меня, по крайней мере, кто-то бы был. Многие люди придумывают для своих детей разные легенды об их отцах, и ничего. Я бы тоже сказала что угодно.
– По дороге сюда я наткнулся на булочную и купил сэндвичи и домашнее печенье. Подумал, что вдруг ты голодная и вообще редко ешь.
– Я и сама могла бы туда сходить. Не стоило проделывать весь этот чёртов путь. У вас что, своих дел нет?
– В Теллурайде сейчас спокойно. Вряд ли я буду там ещё долго нужен. Постоянный детектив в таких небольших городах – это напрасная трата денег налогоплательщиков. С мелочёвкой справится и любой местный сержант. Например, ты. Зачем тебе здесь оставаться?
– А зачем здесь вы, мистер Олдридж?
Я поворачиваюсь к нему спустя всё это время и вижу распахнутое тёплое пальто чёрного цвета с костюмом под ним, как будто он на работе и хочет выглядеть профессионально, и опять-таки знакомые ботинки. Он поднимает на меня свои глаза, стоя в некотором отдалении около обеденного стола, на котором я замечаю бумажный бежевый пакет с эмблемой единственной в городе пекарни.
– Я не умею извиняться. Но ты, вероятно, обиделась, поэтому я…
– Я не маленькая девочка, которую дёрнули за косу, и та тут же побежала жаловаться маме, – перебиваю его я, потому что всё это просто нелепо и наивно. Мой жених не был мне верен и убил женщину, о существовании которой непосредственно в наших с ним жизнях я и не подозревала, и никакие обидные нравоучения этого не затмят. Как бы неприятно и скверно мне от них не было. Услышать их это не самое большое несчастье в моей тридцатилетней жизни. – Я переживу. Не стоило из-за такой ерунды отправляться в многочасовую поездку через половину штата. И мне не нужна ваша должность. Спасибо, конечно, но я больше не хочу её. Ни её, ни что-то подобное вообще. Я всё сказала ещё в тот день.
– Мне уйти?
– Да.
– Ладно.
Вопреки этому Олдридж подходит ближе к моим носкам, хотя на нём ведь уличная обувь, чего я будто бы и не замечаю, и прикасается ко мне. К кончикам волос и моему левому плечу. Это слишком для меня, слишком непрофессионально, в то время как всё и всегда было иначе. Я словно застываю и не могу сдвинуться с места, не могу даже просто пошевелиться и нахожусь не в состоянии что-либо сказать. Просто, склонив голову, смотрю за его рукой на моём теле, пока она не приподнимает моё лицо, чтобы я видела движение, момент, идеально гладкий подбородок, переход цвета в глазах
