седле он трезвеет. В следующий раз – никаких головокружительных обрывов. Может быть, яд или отточенное лезвие по запястьям.
Внутренний голос уговаривает его подождать, подумать о мальчике, Аббасе, который не в состоянии сам закончить работу над механизмом. Как отказаться от него сейчас, бросить на произвол судьбы? Но – чем он обязан мальчику, которого только что встретил?
Дю Лез закрывает глаза и пытается думать. Ловит ритм лошади, стука бутылок. Представляет себе авиарий, некогда венчавший королеву, двух птиц, влетавших и вылетавших из парика. Он уверен, что парик разорвали, выкинули в мусор или сожгли вместе с другими его творениями. Почему бы тогда не завершить тигра и не остаться в веках с чем-то, им созданным?
Всего несколько недель, это он выдержит. Он может довести проект до конца, а затем вывести себя из игры – тик-так – именно в таком порядке. По крайней мере, можно попытаться.
6
Нашему дорогому сыну Аббасу, мир тебе и нашему Падишаху Типу Султану.
Мы пишем в надежде, что ты находишься в добром здравии и хорошем настроении. Это так? Уже несколько недель мы не получали никаких известий, с твоего ухода из дома. Несомненно, ты много работаешь и жиреешь на дворцовой пище. Мы благодарны Аллаху, да будет благословенно имя Его, Падишаху и Французскому Сахабу за оказанную тебе честь.
Твоя мать говорит, что ты должен стать писцом, пока живешь в Летнем дворце. Она говорит, что нужно просто поспрашивать вокруг, а если ты не будешь спрашивать, то ни к чему не придешь. Я бы предпочел, чтобы ты вернулся домой. В лавке стало слишком тихо. Кроме того, петухи Джунаида стали похожи на пеликанов, а он, как ты знаешь, плохо воспринимает критику.
Надеемся скоро тебя увидеть. А до тех пор пусть Аллах направляет тебя и оберегает.
Прочитав письмо, Аббас пишет быстрый ответ: Все хорошо, Абба. Очень занят. Скоро приду домой. Твой сын Аббас.
Дю Лез соглашается отправить письмо, скрепив его собственной печатью.
– Уверен, что по дороге его все равно где-нибудь вскроют, – говорит Дю Лез, дыша на сургуч, – Но так больше шансов, что оно попадет к твоему отцу.
Передав письмо слуге, Дю Лез ведет его в мастерскую.
– Как твои родители? – спрашивает Дю Лез через плечо.
– Они здоровы, Сахаб.
– Они беспокоятся о тебе?
– Полагаю, как и все родители.
– Нет такого понятия, как все родители, – говорит Дю Лез. – Только твои собственные.
Воцаряется молчание. Аббас думает, не нарушил ли он какую-то личную границу, хотя Дю Лез был первым, кто заговорил об этом.
Когда они проходят мимо кактуса Хвост обезьяны, Дю Лез проводит рукой по пушистым сережкам, как будто у него с цветком близкие дружеские отношения.
– En tout cas[25], – говорит он, – передай им, что скоро все кончится.
Всю
В любом случае (
