пуская стрелы, вонзая копья. Тем временем английские войска застыли тремя плотными рядами, ружья беспорядочно целятся во все стороны. На траве валяется отрубленная голова.
Как только он заканчивает делать наброски, охранник выпроваживает его. Аббас пробегает глазами по резьбе колонн и окон яроха, по деревянной листве, которая словно растет из стен. Он почти уверен, что знает, какие цветы вырезал его отец – те, чьи лепестки пронизаны тремя тонкими линиями. Шесть лет жизни отец отдал Летнему дворцу, но так никогда его и не увидел и, скорее всего, никогда не увидит.
На полпути через сад Аббас замечает придворную танцовщицу в белом, кружащуюся босиком на траве. Он замедляет шаг и останавливается. Он видел артистов во время фестивалей, женщин, мягко ступающих с маленькими глиняными лампами в руках, но никто еще не был так искусен, как эта танцовщица.
Он мог бы приблизиться к ней за три шага, если бы осмелился. Поле его зрения сужается до нее одной.
Она двигается медленно, с мрачной неторопливостью, следуя указаниям Типу, предписывающим танцовщицам воздерживаться от распутных взглядов и движений. В ее взгляде сквозит скука. Но не танец ей наскучил, а стражник, который водит языком по своему самому острому зубу. Бесчисленное количество раз, стоя за спиной того или иного гостя, он беззвучно цокал языком в ее сторону. Этот жест был призван обезоружить ее, заставить оступиться, потерять самообладание. Но он не знает, что во время выступлений она терпела и хватания за попу, и касания членом, всевозможные унижения; он не знает, что, медленно проводя нежной, красной от хны ножкой по траве, она мысленно режет его шею кухонным ножом и слушает, как он захлебывается кровью.
Безмятежно журчит каменный фонтан.
Она поднимает взгляд на молодого гостя, тот коротко кивает, смущаясь, и уходит.
Девственник, думает она, продолжая медленно танцевать на траве.
Осталось всего десять дней: этого времени Аббасу никак не хватит, чтобы вырезать солдата из цельного куска дерева, как тигра. Поэтому он собирает солдата из нескольких блоков.
Аббас и Дю Лез как раз подгоняют отверстие трубы ко рту, когда кто-то стучит тростью о порог мастерской.
– Вот ты где, негодяй! – человек в дверном проеме снимает шляпу и обнажает лысую голову, обнятую тонкой прядкой волос. – Снова прячешься от мира, ничего удивительного.
Плохо понимая французский посетителя, Аббас смотрит на Дю Леза. Дю Лез закрывает глаза и вздыхает, как будто надеясь, что когда он их откроет, посетитель исчезнет.
– Мой дорогой Мартин, – говорит Дю Лез, – что могло оторвать вас от кузницы?
– О, не прикидывайся дурачком, ты сам пригласил! – Мартин вешает шляпу на токарный станок.
Дю Лез знает Мартина совсем поверхностно: они учились в одной часовой школе в Париже.
Но если Дю Лез сделал карьеру часовщика, то Мартин переключился на инженерное дело и вот уже
