посыпалась толстая корабельная цепь.
– Ленинград… Я видел его, представляете?! – истерично улыбаясь, Рекс ревел, машинально пытаясь смахнуть перчаткой, заключенные под резиновой маской противогаза капли жарких слез. – Я видел его, мистер Туполев… Я был из тех, кто бомбил его… Ленинград… Мне очень жаль…
Он медленно перевернулся на живот, ощущая, что тот урчит с небывалой силой. Но аппетит пропал, теперь было ощущение, что кишки сворачиваются в петлю, которую накинут на осипшее горло. Поднявшись на четвереньки, Рекс ударился лбом об железную палубу, и почувствовал, как внутри его черепной коробки шатнулся воспаленный и давно не обеспеченный подпиткой обезумевший мозг. Они рисовал ему картинки перед глазами, но все они были из прошлого. И Монро очень хотел, чтобы прошлое это было давнишним, до Вьетнама и всей это чехарды с последней войной, чтобы там была теплая и жаркая страна в другом конце света, его штат, его ранчо и его семья, которая всегда ему улыбалась. Но перед глазами появилась просоленная морской водой ледяная советская сталь. И Рекс медленно поднялся, взявшись за парила.
– Мне очень жаль…– повторил он, на мгновение поглядел на солнце.
Розовый закат. Извечный розовый закат был там, куда оказалось обращено его лицо. А рядом с ним ничего, сплошной туман и холодное радиоактивное море. Отвернувшись, Рекс побрел по кораблю, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл, зачем он забрался на Туполева.
Внутренности корабля были совсем не жизнеутверждающими. Проклятый сквозняк, что гулял про промёрзшим трюмам, хлопал дубовыми дверями так, что это слышалось даже в десятке метров от места хлопка. Красные и зеленые ковры, что лежали на полу, чтобы экипажу не было настолько холодно, превратились в сплошное ледяное полотно, которое не сгибалось, а ломалось под ногами. В этой остывшей железной бочке, какой казался просторный Туполев при близком изучении его внутренностей, не было той атмосферы, чтобы согреться. Не было и солнца, от одного вида которого было малость легче. Только темнота, мрак и оставленные каюты без экипажа, где, то тут, то там лежали пестрящие заголовками русские газеты. «Народы планеты принуждают мировой империализм к Миру!», «Советская Россия готова ответить на решительные прорывы НАТО в Европе!», «Сила и острый удар со стороны севера и юга!», «Воспаление ядерного арсенала», и другие… Воспаление ядерного арсенала… Рекс дважды перечитал свисающую с края стола брошюру и неуютно пожал плечами под теплой курткой. Дрожь охватила его спину, а глаза округлились настолько, что в стеклах противогаза не было видно бровей. Разговоры о мире, и о возможном ударе теперь вызывали у него только истерический смешок с раскрытыми донельзя испуганными глазами. Что теперь, после этого воспаления? Газеты не писали. Политики не проводили дебаты на этот счет. Никто не мог сказать, что будет после термоядерных ударов. Никто не объяснял, что над громкими брошюрами теперь будут истерически смеяться, а не трястись…
Он продолжал идти по
