на территории стран БРИКС, равно как и в Евроунии. Раньше они применялись нашими коллегами в спецбатальонах, но после Войны все помешались на гуманности. Понимаете, к чему это я?
– К тому, что у меня лишние проблемы?..
– Совершенно верно, господин Сегежа.
Прошла уже вечность в одиночестве. Я как мог боролся с самим собой, пока вконец не обессилел. Рухнул на грязную пластиковую скамью, и тут же отключилось сознание. Проснулся внезапно, словно кто-то нажал во мне кнопку с надписью «Запуск». Резко поднялся, сел. В голове была каша: мысли, догадки, отрешенный анализ; чужие вопросы, попадая в мою голову, тоже превращались в кашу. Вновь почувствовал дикую пустоту, это странное ощущение жестокого милосердия. Закрыл глаза, увидел наполненный вспышками зал. Увидел Давида, услышал вновь его голос: «Что она в вас нашла?»…
Глаза открылись. Чуть теплая жидкость медленно-медленно стекала по коже. В этой ничтожно маленькой соленой капле изумление и раскаяние.
…Но я ведь не верю в это?
Они провели меня длинными и темными коридорами в узенькую комнатку, разделенную пополам хлипким столом, с табуретами по каждую его сторону. Я спрашивал, где нахожусь, в каком отделении, говорил, что имею право на что-то, просил и требовал телефон, главного здесь и прочую чушь. Им было абсолютно плевать. Они зло молчали, а запихнув в комнату, так же, без единого слова, заперли за собой дверь. Мне ничего не оставалось, как сесть на один из табуретов и угрюмо уставиться в зеркало на всю стену напротив. На меня взирал осунувшийся лохматый бродяга в приличном с виду пальто, будто снятом с кого-то другого, с бесконечной тоской в глазах…
Дверь открылась, по очереди вошли двое. Одного из них я узнал – это был капитан Моравский. Облаченный в бежевую рубашку, расстегнутую на две верхних пуговицы, в прямых синих джинсах, он являл собой прямую противоположность второму вошедшему. Этот угрюмый тип неопределенного возраста в сером, самом типичном костюме, с зализанной выцветшей челкой набок, гладко, до розовых пор выбритый, внимательно смотрящий светло-карими глазами сквозь толстые линзы строгих очков сразу стал мне противен. С собой они принесли небольшой черный чемоданчик. Мерзкий тип с челкой уселся напротив меня, капитан встал у стены, прислонившись спиной к зеркалу и сложив руки на груди. Как только этот хмурый очкарик заговорил, меня начал душить неуместный смех: голос его был тонок и невероятно гнусав. Он представился как:
– Следователь по особо важным делам убойной полиции Литовцев.
Я видел, что и Моравский еле сдерживает себя от того, чтобы не рассмеяться. Это придало мне уверенности, хотя и было понятно, что началась классическая игра под названием «Плохой и Хороший Полицейский». Плохой, то есть Литовцев, узнал мои имя, возраст и место рождения. Выяснил, почему я не покинул город во время Карантина. Хороший – Моравский – поинтересовался моим семейным положением, игнорируя обручальное кольцо на безымянном пальце. Услышав ответ, он с нотками зависти, но добродушно, выругался.
