пронеслось в голове. «Я сам первым пойду», – и мы направились ко входу в УС.
В основании бруствера между внутренней территорией заставы и рвом, окружавшим заставу, было вкопано инженерное сооружение в виде стальной трубы диаметром метра полтора-два с большой бронированной крышкой, которая закрывалась и закручивалась, как переборка на подводной лодке. Крышки у лаза были с двух сторон. В противоположной стенке рва начинался ход сообщения и окопы – УС. Таких конструкций, соответственно, было по четыре на каждую из сторон горизонта.
Мы открутили запорное устройство, и со стоном отворился бронированный люк. Пригнувшись, прошли в него и вышли с другой стороны бруствера. Темень невероятная. Серёга ещё раз попросил пустить его вперёд, но я отмахнулся и энергично двинулся по ходу сообщения. Когда я сделал два или три шага, что-то острое ударило мне в лицо, отбрасывая назад, а из глаз покатились искры. «Ы-ы-ыс-с, аккуратнее, товарищ лейтенант», – сморщился Серёга.
Дело в том, что я забыл о двух рядах колючей проволоки, окружавших заставу, а нижняя струна проходила как раз на уровне глаз над окопом. В неё-то я и врезался со всего размаха.
Чертыхнувшись, я начал выбираться из хода сообщения, чтобы идти по брустверу – во избежания столкновения головы с очередным неопознанным препятствием. Но сделав пару шагов, оступился и рухнул в окоп, за малым не сломав себе ногу, – при этом ударился примерно так же, как бы ударился человек, неожиданно упавший в полутораметровую яму с разгона. Вылетело из головы, что ход сообщения по всем правилам инженерной мысли нужен, чтобы соединять стрелковые окопы, отходящие в стороны от него.
Сзади я услышал, как прыснул от смеха сержант. «Ёптвоюжмать!» – выматерился я для порядка, отряхиваясь от земли и потирая ушибленную конечность. «Товарищ лейтенант, вы как, живы?!» – с ехидцей спросил Серёга. «Чо ты ржёшь, млять, давай веди!», – грубо одёрнул я. Хочешь выглядеть круто – налажаешь, и надо доверять опытному проводнику – сделал я для себя пару мудрых выводов, тут же подтвердившихся на деле.
Оставшееся время, пока мы проверяли боевой расчёт, прошло без травм и как-то скомкано. Я переживал о том, как выглядел в глазах сержанта. Только с утра, оглядывая в зеркале свои «боевые» раны, понял, что чуть не лишился зрения: колючки проволоки в аккурат попали по бокам левого глаза и в переносицу. Обдумывая своё нелепое ночное приключение, я решил, что такие тренировки нужно делать в светлое время суток, когда всё на виду, и можно невооружённым взглядом увидеть действия солдат. Реально оценить всю картину происходящего, указать на ошибки и довести до полного автоматизма действия взвода.
На деле же я, в силу неопытности, юношеского максимализма и лейтенантского задора, не только не дал выспаться личному составу, но толком и не разобрался, кто куда и зачем бежит по боевому
