перед собой руки, выпятив и сомкнув указательные пальцы. Потер подушечками пальцев друг о друга. Безрезультатно. Повторил процедуру, более интенсивнее, но результат оказался таким же. Никита поднес пальцы к глазам и осмотрел – под ногтями всех пальцев была забита черная грязь.
– Если ногти почистить, хуже не станет. Только и лучше не будет, – оценив происходящее заметил Никодим. – Пробуй еще раз. А в голове представь, будто через препятствие проход делаешь. Мне помогло в первый раз.
– Тебя тоже кто-то учил?
– Меня-то? Могу рассказать, коли хочешь. – Никодим откашлялся, явно желая начать рассказ.
– Я весь внимание, – Никита хотел поудобней откинуться назад, но вспомнил, что сидит на генераторе, а не на стуле со спинкой. Он сложил руки на столе и уставился на Никодима, ожидая, когда рассказчик заговорит.
– Родом я из Саратовской губернии, – начал Никодим. – Отец у меня кожевенных дел мастером был, потихоньку промысел свой мне передавал. Как говорится, где родился, там и сгодился. Один я был у отца. Мать при родах умерла, а он никого больше искать не стал, хотя хаживали к нему с приятными намерениями девицы. Пока я был салажонком, ничего примечательного-то и не вспомню. Сейчас про нашу семью сказали бы, что мы социофобы, а тогда вроде отшельников были с ним. А вот когда мне лет двадцать исполнилось, стала к нему вдова одна ходить, странная очень баба была, Марией звали. Ни детей, ни мужа, а деньги водились. Про нее поговаривали будто ведьма, плевали вслед. Она все про конец света вещала, не вот чтобы по улицам ходила и орала про это, нет. А вот тяпнув чуток, лезла из нее эта ахинея. Отец то уши развесил, проникся. Они с ней даже в город ездили, в какое-то общество, собранное из таких же фантиков.
– Фанатиков, – машинально поправил его Никита.
– Ну да, я про них. Приезжали, потом всю ночь читали книги всякие в доме, а меня на сеновал гнали. И однажды летом засуха случилась, а тут и пожары подоспели. Много чего сгорело в уезде, много кто сгинул тогда. Деревенские почему-то на Марию думали. Население деревни поголовно старообрядцами было, в колдовство да бесовство дюже верили. Уж не знаю, кто надоумил, но сожгли ей дом, потому она к отцу и переехала. Кто поджигал – не нашли, да и не искали никого. А вот к отцу начал староста ходить, говорил, выгнать надо Марию из деревни. Последний раз, так с помощниками и подводой пришли, только отстояли мы бабу. Глядишь, может затихло бы все, как дожди бы пошли, вот только случилось событие странное. Мы с отцом как раз дела закончили, да к ужину собираться начали. Как в небе грохот раздался троекратный, громом всю округу прошило, страшно было до жути. Как будто врата в ад разверзлись. Я как предчувствовал, вечером того дня я в деревню тихоней сходил, а там собрание идет. Ведьму, Марию то бишь, во все голоса, и поганкой, и коростой, и нечистой обложили. Кто-то клялся, что видел, как она на болото ночью ходит и с нечистой силой знаться. Порешили сходом силой из хаты отцовской выволочь, да в лес увезти и оставить. Я домой прибежал, в ночь уже, все рассказал, да только отец спокойный был, будто знал
