со списком и складывали трубки в коробку. Поймали одного больного за тем, что он не сдал сим-карту. Посулили ему перевод в надзорку, но потом отпустили. Я недоумевал: зачем ему нужна была симка без телефона? Потом, конечно, узнал, зачем.
Снова откуда-то прибежал Юрочка и набросился на Петровну:
– А бабушка пиедет? Пиедет?
– Приедет, приедет,– Петровна собрала коробку и отправилась к дерматиновой двери.
– Пиедет бабушка? – теперь Юрочка тревожил Нонну. Та отмахнулась от него, мол, приедет, иди. Юрочка довольный полетел к своей кровати.
– Когда она к тебе приедет то? Ни разу еще не приезжала!– Циркуль с вызовом глядел на Юрочку.
– Болеет, навейна,– легкомысленно ответил Юрочка и принялся чесать коленку.
– Болеет, да,– зловещим басом произнес Циркуль, но Юрочка пребывал в своих мечтах.
Я решил почитать, только раскрыл книгу, как позвали на обед. Встал и заправил кровать, которую основательно разворошил, пока поглощал Чехова.
За обедом, который состоял из щей, картофельного пюре с котлетой и чего-то, напоминающего чай, Герцог обдумывал какую-то важную проблему, потому снова не удостоил меня своим вниманием, так что я принялся рассматривать присутствующих. У двери Буфета, за которой слышался женский звонкий голос и шумела вода, сидела Петровна и обмахивалась тетрадкой. Очевидно, там моют посуду после “приема пищи”, и там раскладывается еда по тарелкам, а эту еду приносят, наверно, из того низкого здания напротив. За “особым” столом вместе с Губошлепом и Циркулем сидел невзрачный старичок, весь сморщенный и как-будто только что побитый-он непрерывно озирался и жалко посматривал на окружающих. Циркуль не обращал на него внимания, мрачно уткнувшись острым носом в тарелку, а Губошлеп, улучив момент, пока Петровна отвлеклась, стащил у старичка котлету и тут же заглотил ее с довольным видом. Старичок на это только поежился и быстро доскреб остатки. Мне стало как-то не по себе от увиденного, но хорошо усвоенное в школе правило “не лезть в чужие дела” быстро утихомирило мое возмущение. За столом напротив сидел похожий на цыгана коренастый мужик, справа от него допивал чай высокий парень с абсолютно равнодушным выражением лица. Даже излишне равнодушным, как я отметил. Слева от Цыгана ( его, кстати, как оказалось, действительно все звали Цыган, только почему-то с ударением на Ы ) уже заканчивал трапезу стройный молодой человек с исконно русским лицом, каким его изображают в иллюстрациях детских сказок и в мультфильмах. Настолько удивительным показался мне диссонанс между таким красивым, открытым лицом и нахождением его обладателя здесь, что я на минуту застыл и потом только и поглядывал на этого “русского молодца”. Он и “принимал пищу” тоже как-то по-особому: аккуратно, с достоинством, и в то же время быстро. Весь он был, как говорили в старину- “ладный”, ему бы косоворотку, щегольскую фуражку, смазные сапоги, гармонь-и даже купеческая дочь не смогла бы отказать такому! В глазах его не было ни настороженности, ни готовности
