помер,– не переставая ставить какие-то крестики в журнале, ответила она.
– Старичок? Парализованный тоже кого-то убил?
– Ну, не такой уж парализованный, руки и голова то двигались. Бабушку свою задушил, жену то есть. Выпил как обычно, лег с ней в кровать и придушил, не помню уже по какой причине.– Она рассказала это так обыденно, что я понял, что у нее таких историй сотни, если не тысячи.
Я помолчал немного и все-таки решился спросить:
– А Циркуль, то есть Слава… Циркунов этот-он за что тут?
– Славик не уживается с больными в обычном отделении, вот сюда и перевели.
– То есть он не за преступление здесь?– недоумевал я.
Ольга Валерьевна подняла на меня глаза и принялась объяснять как на уроке:
– У нас отделение спецтипа, в нем организовано наблюдение за больными, которые не могут содержаться в обычных отделениях,– она кивнула в сторону других корпусов Больницы,– тут у нас за тяжкие преступления лежат, те, кто в других отделениях совершил нападение на медперсонал, кто как Сережа, который в твоей палате, наносит себе телесные повреждения, кто совершил побег, кто постоянно бухает, то есть алкоголизируется там. У нас тоже…– тут она осеклась и прислушалась. Было тихо, только жужжала длинная лампа над постом. Валерьевна продолжила:
– Еще после Костромы сюда сначала присылают.
Она вытащила еще один журнал.
– “Костромы”?– я решил уже, что это тоже какое-то жаргонное название.
– Ка-Пэ-Бэ-эС-Тэ-И-эН-Костромская Психбольница Спецтипа с интенсивным наблюдением,– продекламировала Валерьевна,– там как в тюрьме-палаты запираются как камеры. Вышки, охрана из ФСИН с оружием, овчарки. Там содержатся особо опасные психбольные. Маньяки, насильники, убийцы. И те, кто не смог даже в нашем отделении находиться. Опять же: за побег, алкоголь, наркотики, нападение на других больных и медперсонал.
Я немного загрузился от новой информации.
– А маньяки, значит, там в Костроме всю жизнь сидят?
– Нет, не все. Кто остается опасным, тот там. А кто уже не представляет опасности, того сюда сначала переводят, а потом, если и у нас хорошо себя ведет, то в обычное отделение.
Валерьевна, видимо, уже немного устала от разговора и услала меня спать. Я попрощался с ней и ушел. Залез под одеяло и попробовал представить себе эту КПБСТИН. Название еще такое. Устрашающее. Хотя, может, это я все придумываю. Ведь там вышки, собаки, охрана с автоматами. А доктор там какой, интересно? Такой же интеллигентный как Алексей Николаевич? Или все же как доктор Чилтон? Вот там то, судя по всему, мог жить в подземной камере Ганнибал Лектор.
С этими мыслями я погрузился в сон. А во сне не было ни КПБСТИН, ни Юрочки, ни Сережи. Была снежная равнина, по которой плавно ехала машина Левы, в которой пассажиром был я, а рулем почему-то никого. Ехать было весело и приятно, пока внезапно впереди не показалась какая-то черная фигура. Тут я проснулся, обнаружил себя в надзорке, повернулся на другой бок, и больше мне уже ничего не
