говорили, что вы умный человек. А вы не в состоянии сложить два и два.
– Невелика задачка, – повысил голос Антон. – Вам приказали закрыть библиотеку, чтобы моя мать лишилась работы.
Ректор медленно опустился в кресло и, сложив руки на груди, зло посмотрел на Антона:
– Не смею задерживать!
Не попрощавшись, Антон вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что чашка в руках секретарши дрогнула и кофе пролилось прямо на глубокое декольте, заставив бедняжку вскрикнуть от неожиданности. Вне себя от ярости, он схватил пальто и покинул приемную.
То, что касалось его, Антон готов был принять со стоическим спокойствием: ну, выгонят из института, что такого? Все, что могла дать ему программа, он уже знал, и только тянул время, чтобы получить диплом и уйти в свободный полет. Но вымещать обиду на матери вместо сына, это было за гранью. «Нет, никакие они не воры. Подонки, у которых нет ничего святого», – думал Антон, широкими шагами пересекая коридор. В голове у него крутились самые невероятные планы: от дискредитации научной степени ректора, до обнуления счетов мэра. Причем действовать он был готов здесь и сейчас.
Антон уже вытащил из кармана смартфон и открыл поисковик, как вдруг увидел Жанну: она стояла среди подруг в боковой рекреации. Как всегда, раскованная и – красивая: с перламутром прямых каштановых волос, едва касающихся плеч, в черной толстовке с мордашкой Микки Мауса на слегка выступающем бюсте, со стройными, плотно облегающими джинсовой тканью, ногами, обутыми в черные полусапожки со множеством блестящих металлических заклепок и цепочек. Но, как ни хотелось Антону услышать ее радостное «Хай, лавли!», видеть ее сейчас было ему тяжело. Злость на тех, кто обидел мать, заслоняла собой все, распространяясь даже на нее, дочь первого зама мэра. Дальше – больше. Мелькнула мысль: а что, если это действительно она сдала его копам?
Сидя в камере, Антон не раз думал об этом, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Жанна нравилась ему не только как девчонка, но и как друг. Несмотря на статус, она была проста и доступна в общении. Но, самое главное, она была предана идее: видя несправедливость, она была готова идти на баррикады, даже если по другую сторону окажется ее родной отец.
А еще она могла расшевелить парней, когда они вдруг начинали ссориться или тянуть резину. Тогда она придумывала им разные обидные клички: Соломон, неуклюжий очкарик с черными кудряшками волос и широкими бедрами, был у нее братцем Кроликом; двойняшки Николай и Борис, высокие светловолосые атлеты, будто сошедшие со страниц журнала «Советский спорт», – Чипом и Дейлом; а круглолицый увалень Глеб – Винни Пухом. Она не раз принимала участие в их акциях, но тогда все проходило без последствий. Сейчас же, после разговора с ректором, в душе Антона все перевернулось: все его подозрения вдруг повылазили наружу, как змеи из нор, и он готов был сказать ей в глаза все, что думает.
– Громов, привет! – радостно крикнула Жанна, увидев, как Антона, замерев у входа на лестничную площадку, уставился на нее. Попрощавшись с подругами, она быстро направилась к нему своей модельной
