ты не замечал, что те из нас, что кричат на каждом углу за права женщин, как только подворачивается возможность, с удовольствием становятся рабынями у какого-нибудь толстосума? А моралистки являются просто ненасытными гетерами. А всё потому, – она невинно захлопала ресницами, – что женщины значительно слабее мужчин. Поэтому, чтобы заполучить себе мужчину, который будет защищать её, кормить, заботиться о ней, женщина вынуждена лгать, блефовать и выкручиваться. Ничего не поделаешь, такова наша природа, – подытожила она, тихо засмеявшись.
Я не находил слов, поражённый не столько тем фактом, что Сьюзен не является девственницей, сколько тем, как зрело и по-взрослому рассуждала она об особенностях женской натуры. Я никак не мог ожидать от неё такого рода размышлений. Но на этом сюрпризы не закончились. Насладившись эффектом, который произвела на меня её речь, она произнесла, как бы между прочим:
– Вот я сказала, а теперь признаюсь тебе: я беременна.
Это сообщение настолько обескуражило меня, что я окончательно потерял дар речи. Повисло молчание. Наконец, перебравшись поближе к ней и присев рядом, я осторожно спросил:
– Но… Как же так, Сьюзен? Ты ведь не замужем!
– И что! – протестующее воскликнула она. – Я имею право на собственную жизнь! Может быть, у меня была любовь. Может быть, мой любимый… не успел сделать мне предложение.
– А что же теперь? – тихо спросил я её.
– Что теперь? Да ничего! Теперь всё решится само собой. Я так боялась, что об этом узнают родители – они очень строго меня воспитывали, и мне бы не поздоровилось. Уж я-то знаю! От одной мысли, что рано или поздно всё раскроется, меня бросало в дрожь. Я даже сама хотела наложить на себя руки. Да, – сердито сказала она, увидев, что я сделал попытку возразить ей, – теперь и к лучшему, что всё так произошло! Я совсем не против того, чтобы погибнуть здесь. Не придётся брать грех на душу, самой себя убивать…
Видимо, на эту тираду она потратила весь свой боевой запал, потому что решительность вдруг оставила её и, совсем по-детски всхлипнув, она тихо сказала:
– Ну и пусть мы здесь погибнем, и от меня ничего не останется. Ни от меня, ни от моего ребёнка.
Я с нежностью смотрел на эту отважную маленькую женщину, которая так отчаянно боролась со своим страхом. Женщину, которая была готова умереть, но при этом, как маленький ребёнок, боялась родителей. И только тут до меня дошёл смысл послания, которое я получил от амулета. Я понял, почему жизнь Сьюзен важнее, чем просто жизнь человека. Я вдруг отчётливо увидел её будущее.
Предвидения бывали у меня и раньше, поэтому я нисколько не удивился, а старался как можно точнее запомнить всё, что представало моему внутреннему взору. Я увидел Сьюзен, вернее, узнал её в очень немолодой уже женщине, сидевшей в людном зале, и с волнением глядевшей на сцену. На сцене, на первый взгляд, не происходило ничего особенного. Скромный, очень привлекательный молодой человек, сын Сьюзен, стоял один посреди огромной сцены
