ведь всего пятьдесят четыре отроду, мужик еще хоть куда был!
– Да, совсем еще нестарый человек, – тихо согласился я.
– А эта змея другого себе нашла. Думает, что он вечно с ней будет. Дура! Вон, погляди, как милуются-то, – Фомич раздраженно показал в коридор, – срам смотреть!
Я выглянул из кухни. И впрямь, в коридоре среди одежды, под вешалкой, раздавалось веселое женское повизгивание, – какой-то верзила мял Нюрку в своих объятиях.
– И не стыдно ей! У, глаза бесстыжие! Это ж она меня отравила, можешь мне поверить, чтобы с ним сойтись. Мешал я им!.. И матери-то моей не стесняется!.. Я чего к тебе пришел-то? – вдруг сам себя перебил покойник. – Накажи ты как-нибудь эту подлую бабу, отравительницу! Я ведь не могу отсюда уйти, пока кто-нибудь не накажет ее. Сколько же душе маяться?!
– Да как я это сделаю? – опешил я. – Как я твою Нюрку накажу?!
– Уж я не знаю, как… – сник Фомич. – В тюрьму ее отправь, что ли. И ее, и полюбовника: ведь это он крысиную отраву принес, чтобы она мне в водку подсыпала. А не то и отрави ее! – отчаянно закончил Василий Фомич.
– Вот уж нет, братец, – возмутился я, – этого не проси. На смертоубийство я не пойду. Что я тебе, киллер какой-нибудь! Нюрке твоей уподобляться!..
Василий Фомич стал как-то редко опадать, его лицо побледнело, плечи опустились. Уходя, он тихо простонал:
– Плохо мне, не могу больше с тобой оставаться. Но ты просьбу-то мою выполни, уважь покойника… А батьку твоего тоже отравили, уколом, ты знаешь? Отомсти за нас обоих, – торопливо произнес он напоследок, и исчез.
Я остался один посреди кухни.
В коридоре все еще повизгивала свежеиспеченная вдова, в большой комнате откровенно веселился народ, а в углу незаметно сидела старая несчастная женщина, которой больше не было места в доме умершего сына.
Я решил исполнить свое намерение. Подошел к ней, взял ее за руку и пригласил:
– Пойдемте ко мне. Вам у меня будет лучше. Поживите пока с моей семьей, а там что-нибудь придумаем.
Старушка как будто ждала, на кого можно опереться. Она безропотно поднялась и зашаркала вслед за мной.
Никто не заметил нашего ухода: ни счастливая вдова, отдавшаяся новой любви, ни пьяные гости, чей топот и крики я еще долго слышал из моей квартиры.
Дома я строго посмотрел на Татьяну, в двух словах объяснил ей мое решение, и она, не желая связываться со мной при гостье, быстренько приготовила для матери Василия Фомича постель в свободной комнате.
Уединившись в кабинете, я не придумал ничего лучшего, чем позвонить дяде Лёше. Я вкратце изложил ему свои подозрения об отравлении соседа, указав на местонахождение остатков яда, но опустив пикантные подробности общения с покойником. Я особенно не надеялся, что дядя Лёша каким-то образом поможет мне, однако он откликнулся, хотя, как потом выяснилось, и несколько неожиданно для меня…
– А ведь ты, Стас, меня обманул, – глухо сказал
