повторил товарищ редактора вслед за русским автором. – Какую границу ваш Деникин был готов нам гарантировать?
– Видите ли, господин Крукович, – улыбнулся Высоцкий одними глазами, – если требовать границу семьсот семьдесят второго года, то вам ее не гарантирует никто. С тем же основанием можно предложить на русский трон королевича Владислава. Жаль, у господина Пилсудского нет сына.
– Господин Высоцкий! – не выдержал редактор.
– Прошу прощения, господин Сумóрок. Будучи историком, я позволяю себе порой исторические параллели. Не спорю, данная была неуместна.
Немного придя в себя, редактор продолжил беседу с русскими.
– Господа, позвольте спросить. Каково ваше отношение к Польше?
Ответить вызвался спутник писателя. Сам писатель уже устал.
– Мы с господином Мережковским стоим на почве безусловных прав Польши на границы 1772 года. Такое решение является единственно справедливым, и только после признания данных прав могут выстраиваться русско-польские отношения. Это исходный пункт.
Высоцкий, ошарашенный щедростью русской души, краем глаза взглянул на редактора. Тот, признаться, тоже выглядел изумленным, равно как и его коллега, однако изумленным приятно. Тем не менее господин Суморок спросил, во избежание будущих территориальных недоразумений:
– По польскую сторону должны остаться… – Он представил себе географическую карту. – Минск, Витебск, Гомель, Могилев, Луцк, Ровно, Житомир, Винница, Черкассы?
– Именно так, – безразлично ответил господин Мережковский. – Умань, Бердичев, Бобруйск, Мозырь, Барановичи, Пинск. Мы с господином Философовым выступаем за полный отказ от царских захватов. В нем путь к моральному очищению русского народа и возрождению порабощенной большевизмом России.
– Именно так, – повторил вслед за другом господин Философов. – Пока что нам трудно судить о деталях, но необходимость совместной борьбы с большевизмом неизбежно сделает отношения Польши и возрожденной России дружественными.
– Стало быть, вы за дружбу? – поинтересовался от окна Высоцкий.
Господин Философов улыбнулся.
– Вы сомневались?
* * *
Выпив чаю, оба русских откланялись. Следом собрался и Высоцкий. Вечерним поездом он отбывал в Варшаву с репортажем для газеты. Легко догадаться – не самой правой и не самой пропилсудовской. Прощаясь, редактор не удержался от шпильки.
– Господин Высоцкий, позвольте вопрос. Почему вы не в армии? Вы опытный офицер. Я правильно запомнил: пятый Сибирский корпус?
Ответ варшавянина прозвучал довольно странно.
– Дело в том, господа, что я штабс-капитан.
– И что? – не понял коллега редактора.
Улыбнувшись полячку Достоевского, ни в одной армии не служившему, Высоцкий пояснил:
– В нашем польском войске такого звания нет. Капитана мне, понятно,
