словно током подбросило – и на лице вновь замаячила тяжелая грозовая туча. Господи, а сейчас что такое?
– Ты когда в последний раз ела? – прорычал он.
– Утром, по-моему, – честно ответила и в очередной раз пожалела об этом.
– Как утром? – заорал он. – Как утром?! Ты должна принимать пищу каждые несколько часов, понемногу – мне Тоша рассказывал…
– Тебе Тоша рассказывал? – фыркнула, не выдержав, я. – А может, я лучше Галю послушаю? Или Светку? Или, еще лучше, врача? Может, я сама у них выясню, какую мне жизнь теперь вести?
– Света уже ничего не помнит, – безапелляционно заявил он. – А Гале самой постоянно напоминать приходится о режиме – мне Тоша расска… Неважно. А вот насчет врача – это ты правильно сказала. В следующий раз вместе пойдем.
– Что? – Я попыталась отстраниться. – Ты, что, опять каждый мой шаг собрался контролировать?
– Татьяна… – Он повернул голову и глянул на меня – снизу вверх, но с таким неистовым выражением, что ему даже нависать надо мной не потребовалось, чтобы я замерла.
– Ты же знаешь, – тихо и напряженно проговорил он, – что важнее тебя у меня ничего на земле нет. И не на земле тоже, – добавил он, смешно дернув носом. – Без тебя у меня здесь жизни нет. И не было – так, только одна работа. В тебе – смысл… всего этого, – он неопределенно повел вокруг себя рукой. – А теперь у меня два смысла жизни есть, – вдруг завопил он торжествующе, вскочив и притянув меня к себе, – две цели, две причины, два источника сил! И все они – в тебе, – тихо пробормотал он куда-то мне в волосы.
Уткнувшись носом ему в грудь, я не знала, что сказать. Такого я еще ни разу не слышала! Он говорил мне много красивых слов, сумасшедших слов, слов, от которых у меня конечности отнимались – особенно, когда в первый раз из своих заоблачных высот вернулся, и после свадьбы, и когда мы в первый раз после нее помирились, и после Нового Года, но такого… Что прикажете отвечать на простое и неприхотливое заявление, что в тебе скрыт смысл всей его жизни? Только и остается, что лицом к груди прижаться, чтобы не оторвал, чтобы не увидел, как оно горит – от смущения и удовольствия, и главное – чтобы не переставал говорить…
– Вот поэтому, – вновь послышался у меня над головой его голос, и по изменившемуся тону я поняла, что он сейчас продолжит говорить не совсем то, что мне и дальше хотелось бы слышать, – я очень прошу тебя – не злись, если я о чем-то буду тебе напоминать. Не злись, если я постоянно буду у тебя спрашивать, как ты себя чувствуешь. Не злись, если тебе покажется, что я слишком сильно тебя опекаю. Договорились?
Я неопределенно мотнула головой. Если бы речь шла о том, чтобы с ним не ругаться – тогда еще куда ни шло, но не злиться – это, знаете ли, просто нечестно. Сам-то даже и не заикнулся о том, что не будет больше на меня орать. И пусть даже и не думает потом меня к стенке припереть – когда голова у тебя плотно прижата к чьей-то грудной клетке, очень трудно утвердительный кивок от отрицательного рывка отличить.
К сожалению, то ли он мысли мои услышал (то-то ухом к голове
