шутку.
– Татьяна, у тебя на горячее-то место останется? – пошутила мать.
– Останется, останется, – ответила я, с нетерпением берясь за вилку. – И на сладкое тоже.
Вначале, разумеется, разговор зашел о машинах – с одной стороны, о том облегчении в жизни, которое они приносят; с другой – обо всех тонкостях и нюансах их правильного содержания. Мой ангел охотно отвечал на вопросы отца и внимательно прислушивался к его советам, но совсем без того энтузиазма, которого я от него ожидала еще пару дней назад. Время от времени он бросал на меня вопросительные взгляды, и я всякий раз коротко качала головой. Об этом я рассказывать буду – хватит того, что он с женитьбой впереди меня выскочил!
Под горячее отец ударился в воспоминания – и пошла сравнительная характеристика всех тех машин, которые у него когда-либо были. Я почему-то закончила кушать первой и, задумчиво поглядывая на блюдо с мясом и картошкой, подумала с легким раздражением: «Вот когда не надо было, они только о моей жизни и говорили, а теперь – нате вам: машины, машины и еще раз машины, и ни о чем другом слова не вставишь!».
Словно уловив мое настроение, мать вдруг отодвинула свою тарелку и сказала: – А ну, пошли, Татьяна – на кухне поможешь. А вы доедайте, доедайте, – бросила она моему тут же вскинувшемуся ангелу и замолкшему на полуслове отцу, – вас никто не гонит.
На кухне, составляя грязные тарелки в мойку, она небрежно бросила мне: – Ну, так что там новенького в жизни?
Я тряхнула головой – более подходящего момента мне, пожалуй, не дождаться – и прямо выложила ей, что жду ребенка.
Она замерла на мгновенье, затем повернулась спиной к мойке и оперлась на нее, глядя на меня в упор. Молча. Я занервничала – нужно было, наверно, как-то иначе… Вдруг я заметила, что она быстро моргает, и подбородок у нее мелко-мелко дрожит.
– Мам, ты чего? – уже всерьез испугалась я.
– Ничего, – глухо ответила она, быстро проведя тыльной стороной ладони по глазам. – Мы же столько лет ждали… И вот с лета – ничего и ничего, уже надежду терять начали…
Она двинулась ко мне, расставив руки, и нерешительно остановилась в шаге от меня. Потеряв дар речи от ее неуверенности, я быстро шагнула навстречу ей, и она, наконец, обняла меня, похлопывая по спине и приговаривая: – Ну, и слава Богу! Слава Богу!
Впрочем, даже этой великой новости не удалось растрогать мою мать надолго. Сделав несколько глубоких вздохов, она взяла себя в руки, отстранила меня и окинула знакомым с детства критически-прищуренным взглядом. И посыпались вопросы.
– Какой срок?
– Семь недель.
– Когда у врача была?
– В четверг.
– На учет поставили?
– Да.
– Тошнота еще не появилась?
– Нет… – Я страдальчески поморщилась – может, пронесет?
– Люда, так где там чай? – послышалось из столовой,
