– как родная.
Мой ангел видимо напрягся. Почувствовав, что он прямо сейчас – вот прямо сию секунду! – начнет вслух возмущаться узурпацией своих законных прав защитника, хранителя и избавителя от всех бед, я постаралась перевести разговор на менее взрывоопасную тему, но, к моему ужасу, они все же обменялись под конец номерами телефонов.
Когда мы выпроводили, наконец, неистово заботливых представительниц старшего поколения, я устало повернулась к моему ангелу.
– Ну что, понял теперь, каково мне в воскресенье пришлось? – тихо спросила я.
Он ошалело помотал головой. Потом глянул на меня с сочувствием. Потом сочувствие в его глазах сменилось неуверенной задумчивостью. И нет, чтобы она там и осталась!
– Ты знаешь, – медленно произнес он, – бабуле я, конечно, не позволю в нашу жизнь вмешиваться, но твоя мать… Может, она не так уж и не права?
Я чуть не задохнулась – ему на чьей стороне быть положено?
– Нет-нет, – быстро проговорил он, глянув на меня, – я вовсе не одобряю того, что она без тебя решила, к кому и когда идти. – (Кто бы говорил!) – Но согласись – она все же опытнее, и потом – мне было бы как-то спокойнее, если бы я знал, что ты не сама по улицам расхаживаешь…
Я поняла, что потеряла последнего союзника в борьбе с бушующим энтузиазмом будущей бабушки. Ну, конечно – он меня кому угодно на руки спихнет, лишь бы стреножить!
Настроение у меня и на следующий день не улучшилось. А после разговора с Сан Санычем и вовсе упало. Отпустить он меня, конечно, отпустил – в том, чтобы уйти с работы по состоянию здоровья, у нас еще никому отказа не было. Но, согласно кивнув, он вдруг подозрительно глянул на меня и спросил:
– А ты, случайно, не в декрет ли собралась – вслед за Галей?
– Ну,… да, – смутилась я.
– Когда? – нахмурился он.
– Где-то в конце июля, – ответила я, чувствуя, что краснею. Может, мне табличку на шею повесить с постоянно обновляемой информацией о моем состоянии, чтобы больше не приходилось всем подряд на вопросы о моей личной жизни отвечать?
У Сан Саныча просветлело лицо.
– Ну, в июле – еще ладно, – чуть улыбнулся он. – Летом у нас все равно затишье. А на работу когда выйдешь?
У меня чуть челюсть не отвалилась. Откуда я знаю, когда выйду на работу, если еще понятия не имею, когда с нее уйду?
– Не знаю, Сан Саныч, – неуверенно проговорила я. – Через год, наверное…
– И ты через год? – Он прямо подскочил на своем стуле. – А потом выяснится, что и через все три? Я не понимаю – ты же как-то говорила, что у тебя мать не работает! Неужели она с ребенком посидеть не согласится, чтобы ты хоть пару раз в неделю, хоть на полдня на работе появлялась?
Я позеленела. Сначала от злости – когда это я такое говорила, и с какой это стати он это запомнил? Потом от ужаса – мать, скорее всего, согласится. С восторгом – и мне после этого моего собственного ребенка только по выходным и будут
