смене, перешел на лай.– Говори! Я занят на упаковке гидрата…
– Бросай свою упаковку, мигом – в прибанник! Насос встал, раствор зумф заливает… Быстрее!
В бетонном сооружении на трехметровой глубине, прозванном прибанником, а по сути преисподней, двигатель от жары часто перегревался, и тепловое реле срабатывало за смену несколько раз. Когда обмотка не выдерживала, яму заливало горячим раствором зеленого цвета. Толстой гофрированной трубой аппаратчики откачивали оттуда густую жижу. Следом вниз спускался электрик, отключал кабель, крутил наощупь скользкие болты и снимал раскаленную станину. Затем в ход шла ручная лебедка. И это было только началом. Поэтому всякий раз дежурный отодвигал момент «нисхождения в ад».
– Отойди от двигателя подальше, может, только автомат выбило. Отойди, говорю, кнопку не трогай – запущу сам,– предупредил аппаратчика Егор. Он добрался до главного распределительного щита, взялся за ручку на черной карболитовой крышке. В ту же секунду его оглушил пронзительный звонок. У Егора перехватило дыхание: « Иван под напряжением!» А звонок все не умолкал.
В чувство Егора привела жена:
– Будильник с ума сошел, – шепотом объяснила она, – я тут не причем, жму – не выключается. Ты спи, хоть до обеда. Я сына отведу, потом – на автобус. А ты спи.
Егор снова закрыл глаза. Юрка Копьев поздно сменил его, во втором часу ночи. Это с ним бывает. Ему-то ничего, а ты пока в душ, пока добежишь до остановки, да доедешь до дома – уже третий час. Однако сон исчез. Надо подниматься и ехать.
Рекаев сел в автобус, уцепился за поручень на задней площадке. Он ехал в Старый город. Но не на базар, поскольку была не суббота и не воскресенье, и не за газом для кухонной плиты – баллоны он поменял только позавчера. Предстояла встреча, которая вызывала у него двойственное чувство. Это у него бывало: как будто и хочешь выглянуть из-за угла, и боязно.
Старый ЛиАЗ громко скрипел и устало замирал возле очередной остановки. Егор смотрел в окно и все сомневался: а надо ли ему ехать, не лучше ли выйти прямо сейчас, затопить печку, сходить за водой, а после почитать…
Возле проходной никелькомбината автобус пошел на проход – никто не вышел и не сел. На заводе синтезспирта салон заполнили шумные химики. Его продукция предназначалась отнюдь не для внутреннего употребления, отправлялась отсюда тоннами, однако устоять перед девяноста градусами было сложно. То, что обозначалось в документах сложной формулой, отдавало новыми галошами, и охранники на проходной могли их унюхать. Но если спирта хватануть за минуту до конца смены, то ничего. А обнюхивать за территорией никому не позволено.
Переезд перед путепроводом не пропускал: подходил очередной состав с тарой, то есть с цистернами. Железнодорожник с поднятым бесцветным от солнца флажком строго смотрел на колонну машин, придерживая другой рукой шлагбаум, чтобы ненароком не поднялся. Оглушительный грохот состава вперемешку со звоном колес застрял у Егора в ушах на целый километр, до самой улицы Жданова. На площади Гагарина он пересел на трамвай. Единственное свободное сиденье оставалось за длинноволосым парнем в красной рубахе с солидным портфелем у ног. За окном мимо проплывали свежевспаханные поля, зеленеющие деревья, вскоре показался пост ГАИ перед мостом через Урал, старогородской рынок.
Водитель объявил: «Улица Советская!» Пассажиров здесь вышло много. Парень с портфелем обогнал всех и скрылся вдалеке. Егор остановился возле хозяйственного магазина, в тени которого сидели бабки с зеленым луком, укропом, чесноком и молоком, изучил афиши возле кинотеатра, направился к перекрестку, соблюдая правила дорожного движения. Нужный дом, под номером восемьдесят четыре стоял на углу – двухэтажный, старой постройки.
Сразу за тяжелой дверью вверх вела крутая деревянная лестница со скрипучими ступенями. Ее сменил слабо освещенный коридор со стенами серого цвета. Рекаев нерешительно направился на звук пишущей машинки. За ней, склонясь, трещала клавишами девчушка с химической завивкой. Секретарш Рекаев не долюбливал – строят из себя… Однако эта только взглянула:
– К Альберту Петровичу? Проходите – на месте.
Просторную, светлую комнату занимал человек за большим столом плотного телосложения в галстуке. Он кивнул и показал на стул:
– Сейчас я…
Альберт Петрович бегал глазами по листку бумаги. Егор исподтишка осматривался: в углу шкаф, набитый книгами, по бокам кабинета стулья. Хозяин кабинета поднял голову:
– Вот ты какой, оказывается! В ударники еще не вышел, пятилетку выполняешь?
Он подробно расспросил Рекаева, где родился, как учился, какую профессию получил, служил ли в армии и неожиданно закончил:
– Давай-ка переходи к нам! Заметки у тебя вполне зрелые, добротные, то, что надо! Я ведь тоже не из интеллигентов, а из монтажников. Сколько ты зарабатываешь, сто восемьдесят?
