но некоторым из них предоставляется относительно оправданная средняя позиция, правда, лишь в эскизных намеках, то есть скорее как простые, хотя и более позитивные, отправные точки для обретения правильного взгляда на философию в современных отношениях. Сам Штейнгарт, наконец, резюмирует основную идею в положительном ключе: «Восторженная любовь бессмертной души к тому, что прекрасно и хорошо само по себе, и свободное развитие ее своеобразной природы, обусловленное этим энтузиазмом, есть источник всякой высокой, богоугодной жизни, но особенно чистой и совершеннейшей духовной жизни, философии, духовный орган которой, диалектика или искусство формирования мысли, в то же время определяет ценность ее внешнего органа, красноречия, которое, в свою очередь, наиболее совершенным образом проявляется как в устной, так и в письменной речи в виде чередующейся речи, воспроизводящей внутренний процесс концептуализации в словах1. Единственное, что можно критиковать в этой репрезентации, – это то, что она слишком тесно связывает различные моменты на одной нити и ни в коей мере не исчерпывает взаимосвязи между ними, нити этой многократно переплетенной паутины, которые бегут туда-сюда.
αναμνησις объясняет, почему во втором разделе, как мы можем теперь смело утверждать, не только риторика, но и диалектика должна вернуться к психологии, а та еще более к эмпирическому, чувственному, а именно к физике, и точно так же в первом разделе сам αναμνησις сначала разрабатывается из физической задачи души. Этим, однако, мы имеем самое надежное доказательство того, что «Федр» действительно не переходит от диалектики к физике, а скорее наоборот, т. е. что он принадлежит к диалектическим диалогам.
XI Место «Федра» в ряду платоновских произведений
Но если «αναμνησις» таким образом является центром произведения, то уже не остается сомнений в том, что среди всех ранних рассуждений он наиболее тесно связан с «Теэтетом». Ведь именно «конечный результат» «Теэтета», который там проявился лишь фактически и косвенно, а именно то, что «познание» на самом деле уже предшествует всем сенсорным функциям, получает свое «более глубокое понимание» именно через это учение, и в то же время кажущееся и якобы только негативное отношение познания к низшим уровням сознания полностью предстает в своем правильном, более позитивном свете.
Не говоря уже об отдельных моментах сравнения, таких как многочисленные отголоски второй сократовской речи к эпизоду в «Теэтете», который характеризует философа в отличие от обычного оратора (p. 249 E. – ср. также 269 E. – и Theaetetus p. 173 E. f., 248 A. и Theaet. p. 176 B.,76 пророчество Сократа о Теэтете и Исократе; таким образом, здесь, p.250E., как и там, удивление восхваляется как начало всей философии и описывается как состояние невежества, приходящее к осознанию себя. Если там оно приписывается зарождающемуся ученику мудрости, то здесь – зарождающемуся
Vgl. Krische a. a. O. S. 63. 71.
