есть проект: если мы, негоцианты, обсудим его все сообща, то, может быть, и придем к каким-либо результатам.
– Мы слусаем…
– Теперь не время распространяться, а вот вы заезжайте на днях ко мне на дачу, – мы и потолкуем.
Хмуров, пошатываясь, подошел к Перловичу.
– Пойти разве наказать его? – мигнул он глазами в ту сторону, где Спелохватов обирал своих понтеров. – Идем в долю… Да, пойдем же… – Хмуров взял Перловича под руку и почти силою потащил к столу.
– Сейчас банк затрещит, – провозгласил он, проталкиваясь к столу. – Настоящие игроки идут… Э, бык – алле…
– Я сказал, что не стану играть.
– Не мешайте, господа, – коротко обрезал Спелохватов, задержав талию и отмечая что-то мелом.
– Алле, – черт побери, и жуэ, говорят тебе.
Хмуров не то что бы был пьян, а просто ломался.
– Михайло Иванович, а, Михайло Иванович… – говорил почти шепотом высокий, плотный приказчик, почтительно дотрагиваясь до плеча своего хозяина.
– Что там еще?!
– Пожалуйте-с на крыльцо.
– Зачем?
– Пожалуйте – дело есть…
Хмуров пошел к выходу, бормоча: что там еще такое?.. пойти посмотреть… – Перлович тем временем стушевался в толпе, он уселся в скромном уголке, заслоненный широкою спиною певца, который, уткнувшись в одну точку, тянул густым басом:
Выпьем за славу,
Славу, друзья… я…
Бррранной забавы
Лю… бить нельзя3.
Когда хор стихал, чтобы разразиться новым куплетом, слышны были иные, плачевные звуки: то продолговатая шкатулочка с музыкою чуть не в сотый раз наигрывала арию из «Трубадура».
Тот самый адъютант, который так ловко полькировал на подмостках минурюкской танцевальной беседки, томно глядя в открытое окно на чуть освещенные, запыленные листики росшего у самой стены тополя, говорил какому-то интендантскому чиновнику:
– О, как я способен любить… и любить не тою пошлою, чувственною любовью.
– Ну, конечно, – соглашался собеседник.
– Когда судьба столкнет с настоящею женщиною, близкою к тому почти неуловимому идеалу, то тут уже вся жизнь сливается, так сказать, в один фокус… этот фокус…
Громадная датская собака Хмурова, спавшая на ковре, поблизости, не обращая внимания на разнообразный шум и движение, звонко зевнула и потянулась…
– Этот фокус… – продолжал адъютант. – Гектор, свинья, пошел вон!.. Жарко, дышать невозможно.
– Хотят к ужину накрывать, – сказал интендантский чиновник. – Мы тут, пожалуй, мешать будем. Пойдемте туда: посмотрим, как Спелохватов капиталы огребает… Ну, смотри, «фокус», не укуси меня, – отнесся он к собаке, шагая через животное.
А между тем Хмуров вышел на крыльцо и прежде всего увидел своего Бельчика, который так и лез в глаза, громадным белым пятном рисуясь во мраке. От него валил пар, и конюх-киргиз усердно
