туда, чтобы вздыхать, глядя на юных леди и джентльменов, разряженных в лучшие платья. Выпятив подбородок, она тащила мать за собой и пристально смотрела на Беатрис.
– Почему ты не танцуешь? – спросила она.
Смысл сказанного до Беатрис дошел не сразу.
– И ты туда же!
– Тебе нужно практиковаться в лландарийском, – заявила Гарриет. – Ты должна танцевать! Мама, у нее такой вид, словно она вот-вот разревется. Не вздумай плакать, Беатрис. Всю косметику испортишь.
– Я и не плачу, – сказала Беатрис, сраженная напористостью сестры. – Просто захотелось торта.
– Кто принес его тебе? – спросила Гарриет.
– Никто. Я сама взяла.
Гарриет в ужасе ахнула.
– Не может быть! Мама! Она сама раздобыла торт!
Мать похлопала Гарриет по плечу; черты ее были зеркальным отражением черт старшей дочери, только на десятки лет взрослее – тот же высокий, округлый лоб, те же широко поставленные глаза, мягкая ямочка на подбородке.
– Гарриет, дорогая, – сказала мама, – прекрати ябедничать. Ты ведь уже юная дама.
– Но, маменька, она все делает не так!
– Я просто хотела немного торта.
Гарриет, недоверчиво фыркнув, всплеснула руками. Беатрис не сумела сдержать улыбку.
– И что же мне было делать? Я тут никого не знаю, сдается мне, все уже перезнакомились. Как мне свести знакомство?
– Нужно было подойти к матронам, – ответила Гарриет. – Они бы немного тебя порасспрашивали, а потом подыскали тебе партнера для танца или представили чьей-нибудь дочери или племяннице. А потом уже тебе следует задавать больше вопросов, чтобы поддержать беседу.
Именно матроны организовывали танцы в ассамблее, оформляли членские взносы и руководили каждым мероприятием. Эти дамы одобрили членство семьи Беатрис, так что уж, конечно, они должны были ее представить обществу. Возможно, Гарриет слишком разволновалась, попав на бал, о котором читала в десятках романов, но она отлично изучила правила.
– Хорошо, я поговорю с матронами. Спасибо, Гарриет.
Мама подняла голову и улыбнулась Беатрис. В свете бального зала сверкнула серебряная лента с запечатленными на ней символами. Беатрис вдохнула, борясь с испуганной дрожью, что овладевала ею каждый раз при виде защитного ожерелья.
– Не хмурься так, моя дорогая. Тебя ждет успех, я уверена.
Мать заковали в ожерелье на свадьбе и не освободят от него, пока у нее целый год не будет регул. Неужели это…
«Нади, это моя мать? Она издает шум?»
«Да, она. Что это? – прошипела Нади в разуме Беатрис. – Мне он не нравится. Не нравится».
«Защитное ожерелье».
«Жжет, – пробормотала Нади. – Оно слишком шумное. Ненавижу его».
«Я тоже его ненавижу, Нади».
Это и был тот «успех», которого семья желала Беатрис. Каково это, когда у тебя забирают магию?
