своей задачей?
С.: У меня были идеи загадать тебе что‑то еще, но теперь вижу, это бессмысленно. Понавыкладывал доводов, что тут сказать. Мы, впрочем, сильно отклонились от того, с чего начали разговор. Кеша, я думаю, тебе нужно принимать работы Андрея как есть, а если захочется рассказать на выставке, какой в них заложен смысл, скажи, что создаешь портреты самопротиворечащих душ. Андрей, ты полагаешь, так пойдет?
А.: Пойдет. Звучит достаточно туманно, чтобы отбить желание задавать дополнительные вопросы.
С.: Истину говоришь.
Иннокентий только фыркнул. Их разговор продлился еще недолго, а затем каждый вернулся к обычному порядку дел.
5
Когда решили оставить Андрея в этом доме, ему улучшили условия проживания. Начали забирать в стирку одежду и постельное белье, предварительно принося замену, снабдили дорогими шампунями, ароматизаторами, инструментами для бритья и стрижки, поместили в комнате беговую дорожку и большое зеркало. Не считая обновления одежды и постельного белья, Андрей отнесся к преобразованиям равнодушно.
Следующие несколько дней он работал намного интенсивнее, чем во время создания первой картины. Как и ожидал, новые полотна имели мало сходства с нею. Андрей вводил всё больше образов c тщательно отстроенной структурой: вырастали здания, громоздились утопающие в полутенях скульптуры, выступали из неба раскидистые деревья, возникали незамысловатые и оригинальные предметы быта, вторгались необязательно правильные части тел – как людей, так и животных. Полотна становились всё более лоскутными, всё с большей уверенностью можно было сказать, что при первом взгляде зритель найдет их состоящими будто сразу из нескольких произведений, причем мысленное построение четких границ между разными частями одной картины непременно должно было потребовать от зрителя работы воображения и интеллекта – наподобие того, как работа воображения и интеллекта требуется для мысленного построения точных границ между соседними цветами в радуге. И одновременно Андрей стремился придавать каждой картине осмысленную целостность, доступную зрителю, не лишенному гибкости восприятия – сродни целостности такого пейзажа, разные части которого показаны словно пребывающими в разных временах года, и только сфокусировав внимание, получится понять, что перед тобой все‑таки непрерывный ландшафт.
Заодно в каждую новую картину Андрей вкладывал все больше контрастов: цветовых, смысловых, композиционных. Изначально он не задумывал использовать такой прием регулярно, но, оказавшись во власти мыслей о противоречиях своего нынешнего положения, не смог избежать состояния творческой ожесточенности, которому сопутствовало настойчивое желание очередным художественным образом или очередной группой оттенков создать раздражающий диссонанс.
В наибольшей степени Андрея занимало
