или сомнительной моралью, либо является мазохистом с железной волей. Ибо эти машины кастрации, сочетающие в себе худшие черты суррогатов отца и матери – т. е. безопасность матки и властность всеведущего вождя – всегда легко привлекают к себе ничтожеств. Вот поэтому, Мать-Земля, я мысленно и оплакивал тебя в тот момент грандиозного парада, называемого Временем: мимо проходили клоуны, а ведь всем известно, что где-то там, внутри, сердца их разбиты.
– Тогда скажите, чего вы от меня хотите, и я отвечу вам сейчас, – сказал я.
Бриггс достал из внутреннего кармана запечатанный конверт, покрытый множеством защитных штампов, внимательным изучением которых я не озаботился даже тогда, когда он мне его передал.
– Мне было велено вручить его вам в том случае, если вы не согласитесь отправиться со мной на Землю.
– А если бы я согласился, что бы вы с ним сделали?
– Вернул шефу, – ответил Бриггс.
– Чтобы он мог мне его вручить?
– Возможно.
Я надорвал конверт и достал из него единственный лист бумаги.
Я поднес его к глазам и прищурился в тусклом свете. На листе был список из шести имен. Читая его, я тщательно контролировал свое лицо.
Это были имена людей, которых я любил или ненавидел, и каждому из них в свое время был посвящен гниющий сейчас где-то некролог.
А еще каждый из них фигурировал на той или иной недавней фотографии, которые я видел лично.
Я выдохнул дым, сложил список, убрал его обратно и бросил конверт на стол между нами.
– Что это значит? – спросил я какое-то время спустя.
– Все эти люди потенциально могут быть живы, – ответил Бриггс. – Я прошу вас уничтожить этот список как можно скорее.
– Хорошо, – сказал я, а потом добавил: – А почему они потенциально могут быть живы?
– Потому что их пленки Возврата похищены.
– Как?
– Мы не знаем.
– Зачем?
– Этого мы тоже не знаем.
– И вы обратились ко мне…
– Потому что вы – единственная связь, которую нам удалось выявить. Вы всех их знали… и близко.
Первой моей реакцией было недоверие, но я скрыл его и ничего не сказал. Пленки Возврата – единственная во вселенной вещь, которая всегда казалась мне неприкосновенной, недосягаемой на протяжении тех тридцати дней, что они существовали, прежде чем исчезнуть навеки. Однажды я пытался заполучить одну из них и потерпел поражение. Их стражи были неподкупны, их хранилища – непроницаемы.
И это – часть еще одной из причин, по которым я теперь нечасто посещаю Землю. Мне не нравится мысль о том, чтобы надеть на себя пластину Возврата, даже временно. Тем, кто там рождается, пластины имплантируют в младенчестве, и закон требует носить их все время проживания на Земле. Тем, кто туда переселяется, положено ими
