семнадцатого года Временное правительство во главе с незабвенным Александром Федоровичем, оказывается, находило возможность заниматься делами вполне будничными и земными, в частности, обустройством сельских районов и созданием там, выражаясь современным языком, инфраструктуры, необходимой для их развития и функционирования. Вот тогда-то и приступили здесь к строительству моста, который вкупе с действующей мельницей ещё больше оживил бы местную деловую жизнь. Чем не разумное решение? Но не успели. Октябрь того же года все смешал. А жалко! Наверняка было бы крепкое, добротное сооружение, которое много лет служило бы людям – может быть и по сегодняшний день. А нынешний безликий бетонный мост построили уже в наше время, но на другом конце деревни и дороги к нему с той и другой стороны, практически, нет – так, одни ямы и ухабы убийственного для автотранспорта проселочного грунтового пути.
Вот так неожиданно для меня всплыло в конце двадцатого века в деревенской избе деда Шишкина имя неординарного адвоката из Симбирска, добравшегося, пусть и ненадолго, но всё же до хозяйского положения в Зимнем дворце и России.
Вообще меня удивляло в Ефиме Васильевиче то, что он запросто оперировал именами и фамилиями людей, которые вполне и даже иногда заслужено могут быть отнесены к категории личностей, оставивших тот или иной по своей глубине и значимости след в истории нашей страны. Я понимал, что с некоторыми из них он жил в одно время, с другими же даже непосредственно пересекался, и для него они вовсе не были какими-то «историческими личностями» и потому упоминал и говорил он о них без всякого придыхания, восторженности или, напротив, пренебрежения и, может быть, злости.
Меня, в этой связи, позабавил один разговор с ним на «писательскую» тему.
Задумал я как-то побывать на озёрах и болотах за лесной речкой Вьюлкой, что протекает извилистым ужом в нескольких километрах севернее деревни, хотел для разнообразия порыбачить и там. Зная, что напрямую туда проехать очень трудно, спросил Ефима Васильевича, как лучше мне добраться до этой речки.
– Поезжай через Спас-Угол. Ну там, где усадьба Салтыкова-Щедрина, – ответил старик, произнося при этом вторую часть фамилии писателя с ударением на букву «е» в первом слоге, – и, пытливо взглянув на меня, спросил, – знаешь такого? Так самой-то усадьбы сейчас нет – сломали, ничего не осталось, только церковь и стоит, – он обреченно махнул рукой, – и в конце деревни свернёшь налево.
Разумеется, я ответил, что очень хорошо знаю, кто такой Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, люблю этого писателя и читал чуть ли не все его произведения. При этом я умышленно подчеркивал ударение на букву «и» в псевдониме писателя, и без всякого умысла добавил, что именно так произносится фамилия его знаменитого земляка.
– Ты меня не поправляй! – вскинулся обиженно Ефим Васильевич. – Тамошних помещиков
