всей семьи, учил меня читать и ни разу в жизни не повысил на меня голос.
Когда, уже будучи сильно взрослой, я пришла в терапию, мне даже было стыдно. «Что скажут люди? – думала я. – У других насилие, нищета, неполные семьи… А я что? С жиру бешусь, буквально».
Но давай по порядку.
Я всегда была уверена в том, что меня любят мужчины моей семьи: дедушка, папа, старший брат. С мамой было сложнее… Мама как будто всю жизнь была несчастливой. Есть такой тип людей. Вроде не пессимисты и могли бы жить… Но жить им не хочется. Им все время тяжело. Они как будто бредут сквозь бурю, спотыкаясь о валуны долга, а их ноги вязнут в песке обязанностей. И это не путь Героя, не преодоление, где в конце ждет награда. Это путь Сизифа. На такой дороге нет места легкости и радости. Есть такие люди. Наверняка ты с ними тоже сталкивалась.
При этом мама никогда не жаловалась. Мол, жизнь не удалась, и все вокруг в этом виноваты. Нет. Но ей никогда ничего не было нужно. Мама всегда стеснялась потревожить других людей и как будто извинялась за то, что живет. И все время худела. Все время! Как будто стремилась занять меньше места в этом мире.
Уже взрослой я поняла, что мама сама была в дичайшей травме. Она не умела любить. Ее просто не научили этому. Не объяснили, как это – быть теплой мамой. Мамой, которая рада своему ребенку. Рада себе. Рада этой жизни.
Но в детстве я этого не понимала. Мне казалось, что просто она меня не любит.
Сломавший меня удар пришел со стороны. Откуда, как говорится, и не ждали. Моя любимая и обожаемая бабушка. Мне было лет десять, когда я услышала вполне обычный телефонный разговор: «А мой!..», «А моя!..». И вот дошло до меня… «Ну да, здоровая такая», – сказала бабушка, и в голосе ее прозвучала нотка вины. Как будто ей было стыдно, что у нее такая внучка. Почему-то это «здоровая» (в значении большая, толстая) оказалось самой важной моей чертой. Не то, что я хорошо учусь или хорошо рисую. Нет. Главным моим параметром был вес. Конечно же, лишний.
Сейчас, глядя взрослыми глазами на ту пятиклашку, я признаю, что она немного крупнее одноклассниц. Сейчас чуть-чуть дам терминов: мезоморф всегда крупнее эктоморфа. С этим ничего не сделаешь, как ни старайся. Ключевое слово – крупнее. Не толще, не жирнее, не уродливее, не хуже.
Помните завораживающее действо из американских фильмов: шарик падает в луночку, из луночки выскакивает флажок, который толкает бутылку с водой, которая льется? Это называется «машина Голдберга» – устройство, выполняющее очень простое действие чрезвычайно сложным образом – как правило, посредством длинной последовательности взаимодействий по принципу домино. Бабушкина фраза стала для меня тем шариком, попавшим в луночку и запустившим на долгие годы механизм по борьбе с собой.
Быть такой, как я, нельзя.
Со мной срочно нужно что-то сделать, раз даже моя бабушка не принимает меня. Видимо, я такая – это вообще фу.
И началось
