к себе пренебрежения. Тело требует своего места в моем мире и системе ценностей. В теле хранится вся боль, все шрамы, которые нанесли мне другие. А особенно шрамы от ран, которые я нанесла себе сама.
Тело – как дерево в неблагоприятных условиях. Оно искривляется, но растет. Лишь бы сохранить мне жизнь. Все эмоции, которые я не могу выразить, складируются в теле. Все ощущения, которые не могу выдержать, тоже. В теле накапливаются все желания, которые не находят реализации. Все обиды, которые я не могу переработать, лежат на мне спасательным кругом. Панцирем, который больше никто не пробьет, не достанет до моего нежного пузика. Хрен вам! Я буду делать вид, что мне все равно, и вы не задеваете меня. И только тело выдаёт меня с потрохами…
У детей, которым не хватает любви и принятия, очень хреново обстоят дела с личными границами. Я боюсь конфликта, я выеду на дурачка, посмеюсь, соглашусь, лишь бы не конфликтовать. Лишь бы не говорить «со мной так нельзя», «я так не хочу», «нет, я не буду это делать для тебя, потому что мне это не подходит».
Меня и так не любят! Я и так везде недостаточно хороша! Что же будет, если я начну отстаивать свои границы?!
Рептильная часть мозга рисует страшное: ночь, дождь и холод, меня выгнали из теплой и безопасной пещеры, и вот я одна пропадаю в этом злобном лесу, а во тьме уже поблескивают чьи-то голодные глаза.
Нунафик! Я не могу отстаивать право на свое место в этом мире. Мне еще нельзя. А чтобы стало можно, я должна быть хорошей: прилежно учиться, помогать по дому, не грубить старшим, потому что «она учитель, а ты никто».
Это потом я буду заедать обиды, уходить в книги про мушкетеров и благородных рыцарей, представлять себя кем-то другим. Тем, кто достоин любви. А если недостоин, то хотя бы может втащить обидчику, на дуэль его вызвать, спалить верным драконом. О, какими сладкими были грезы!.. Как хорошо заходили истории про благородных крапивинских мальчиков со шпагой.
Просто маленькая Лена не могла сказать: «Со мной так не надо». Лена очень хотела, чтобы ее любили. И единственный способ добиться этой любви был таким: стать хорошей для всех и забить болт на себя. Я пользовалась этим способом много лет.
Я долго не могла научиться злиться на кого-то. Обидеться до слез – да. Но не злиться. Не допускала даже мысли, что злюсь на партнера или на маму. Я оборачивала свою злость внутрь, на себя. Это я во всем виновата. Они хорошие, а я плохая. Мой гнев был безадресным. Я могла психануть на водителя соседней машины. На погоду. Швырнуть кружку в стену.
Но боже упаси направить агрессию на того человека, которому она на самом деле предназначалась. Я эту злость и в принципе-то не видела, не ощущала. Как же я могла ее использовать в таком случае? А ведь агрессия – прекрасный природный механизм, нацеленный на охрану границ и, в конечном счете, на выживание.
Почему так? В основе всего был стыд. Стыдный стыд за себя: я вся плохая, так мне и надо. Но внутри меня жила не только травмированная стыдом часть, но и часть здоровая. Она бунтовала против такого
