все, что я ему посылаю, раздает своим товарищам.
Она сделала паузу и дала время Элизабет спросить о Пауле.
– Да, три недели назад было письмо, – серьезно ответила Мари. – И с тех пор ничего. А тебе, Элизабет, он писал?
Она покачала головой.
– Нет, поэтому-то я и спрашиваю. За три недели ни одной весточки.
– Ну что такое три недели? – произнесла Китти. – К тому же они не всегда могут отправлять почту. Во время секретных военных действий они на недели оторваны от родины.
– Да, наверное, так оно и есть, – предположила Мари. – Нам придется потерпеть, хоть это непросто, особенно для мамы.
– А мама очень плохо выглядит, – заметила Китти. В этом, по ее мнению, нет ничего удивительного, ведь папа по отношению к ней ведет себя просто ужасно. Разве Мари не бросилось в глаза, с каким равнодушием он обращается с мамой? Она продолжила размышлять вслух. – Сколько лет они вместе… Почти тридцать. И где же любовь? Нежность? Уважение друг к другу?
Элизабет заметила, что браку приходится преодолевать и кризисы, и трудные времена, но такие моменты только еще больше сплачивают, укрепляют узы.
Китти не была уверена, что это так, но, видимо, не хотела вступать в дебаты с Элизабет. Вместо этого она глубоко вздохнула и сделала Мицци знак налить кофе ее сестре.
– Попробуй ромовые шарики, Лиза, – предложила она заговорщическим тоном. – Мари их не любит, потому что они отдают шнапсом. Ха-ха! Она просто не знает, как ими правильно наслаждаться. Ром – это не шнапс, Мари. Ром – это теплое дыхание тропиков, сладкое дуновение пальм и сахарного тростника…
Она подвинула к Элизабет вазочку, а сама принялась за сливочное печенье. В это время ее взгляд упал на письмо, которое Мари, сложив, положила на стол.
– Ты же видишь, Лиза, как я страшно люблю нашу дорогую Мари. Я и раньше доверяла ей больше кого бы то ни было, ну а сейчас, когда она стала женой Пауля и родила двух очаровательных пухленьких карапузов, мое сердце принадлежит ей целиком и полностью. Но несмотря на это…
Она наклонилась, чтобы взять письмо со стола, тяжело дыша от напряжения, а когда кресло сильно закачалось, потерла себе живот.
– Что, барахтается? – улыбнувшись, спросила Мари. – Это здорово!
– О да! – ответила Китти и захихикала. – Он непременно будет моряком, потому что я все время сижу в этом кресле и качаюсь. Ну, скажи, Мари…
Элизабет постаралась натянуть на лицо понимающую улыбку, пока Китти расспрашивала свою золовку о том, как она чувствовала себя в последние месяцы беременности, были ли у нее иногда утром странные тянущие ощущения и внезапные боли в спине, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись.
– Нет, ничего подобного, – ответила Мари. – У меня только отекали ноги, из-за чего было больно ходить.
– Странно. – Китти оттолкнулась ногой, чтобы еще немного
