туманный англо-турецкий, который течет из подведенных бордовой помадой губ сотрудницы, и узнает, к какому окошку ему стоит подойти. Женя следует за Пашей, с облегчением чувствуя, как внутри нее затухает волна би-паники.
– Мы не опоздали, – зло повторяет Паша.
У него дергается левое плечо – не так, чтобы заметно, но достаточно, чтобы Женя это видела. Она не уверена, что Паша сам в курсе.
– Что тебе даст знание того, что ты прав? – устало спрашивает Женя.
– Отвянь, у меня уже есть один терапевт.
Женя, что в переноске, съеживается.
– То, что ты сказал, немного обидно.
– А мне обидно, что никто не знает, где наш долбаный самолет. Давай лучше об этом думать.
Аэропорт большой. Слишком большой. В нем много воздуха, но совершенно нечем дышать. Сквозь большие панорамные окна пробивается солнце-обличитель. Оно делает все запахи горячими: пот, протертая кожа, смуглая кожа туристок-индианок, собачья шерсть.
Конечно, они опоздали. Они потратили минут десять на пограничном контроле, потом еще доставали переноску Жени из камеры особых грузов, потому что комната была одна и ключ к ней был один, а работник с ключом был на обеде, а когда вернулся, долго отказывался пускать Женю с Пашей внутрь, потому что мало ли кто они такие, эти странные русские, свалившиеся как снег на голову в количествах, не виданных даже здесь.
Паша же бормотал, что нет, на самолет они все равно должны были успеть. И все-таки самолета не было, и теперь нужно было искать офис компании, название которой – как выяснилось – никто никогда не слышал. Как будто ее никогда и не существовало. Или она – компания – умерла, разложилась, не дав Паше и двум Женям границы пересечь, и теперь ее призрак обирает пассажиров, крадет их время, словно часовщик из сказки, чтобы потом улететь со своей добычей.
Девушка на стойке информации с нехитрым мейком, который должен скрыть ранние морщины, пытается выглядеть сочувствующей – и Жене ее жаль, потому что та хочет скрыть свою усталость и старается улыбаться. Возможно, она когда-то помогала такому же вот бедовому Паше, а потом устроилась работать в аэропорт. И теперь направляет таких вот бедовых персонажей, как Паша и двое Жень, по аэропортовой розе ветров. Налево пойдешь – туалет найдешь, направо пойдешь – «Старбакс» найдешь, прямо пойдешь – смерть свою найдешь. В этом духе. Но Паша распаляется, и Женя уже ждет, что он ударит кулаком – да, конечно, он ударит кулаком по стойке. Она видит его красные пальцы и вспоминает моменты, когда эти пальцы были – какими? Аккуратно проходящими над ее волосами, да, именно так, не касаясь, словно у нее не волосы – змеи. Она еще тогда прыснула и сказала ему, что она не Медуза Горгона, не укусит и в камень не обратит. Он сказал, что та начиталась своего Куна. Она сказала, что ее интересует не Кун, а похожее слово из тех же букв. Дальше – туман.
Ну а вот теперь она видит эти краснеющие пальцы, собирающиеся в кулак, и все тогдашнее
