завершилась, оставалось лишь решить какие-то организационные моменты: пропить еще некоторую сумму денег, оставив лишь на скромные похороны, да и можно уже стреляться. Да вот, все же, нужно письмо написать, хотя бы какую-то записку, как положено, с пояснениями – черт, это значит, какую-то бумагу, карандаш, что ли? Как это обычно делается у приличных людей? Да и не в кафе же стреляться за столиком, нельзя людям портить вечер. То есть, если все это отложить до ночи, то стреляться нужно на квартире, там же и оставить письмо для хозяев и всех прочих заинтересованных лиц. Побриться, наверное, нужно? Мундир приготовить. Что там еще осталось доделать в этой жизни? Вот, пропить лишние динары, да и пора. Пора.
Впавший было в алкогольную расслабленность Кучин вдруг посерьезнел, глаза его прояснились, а в висках застучало. Нужно было вставать и идти. Но такое уж малодушное животное человек – так и норовит оттянуть неизбежное, все ищет хоть какой-нибудь повод задержаться за накрытым столом. И повод, конечно, тут же появился, в лице полковника Миклашевского. Настоящего полковника, причем не только русского (то есть, в сущности, бывшего), но и сербского. А у сербов полковник – это совсем другое дело, это никак не ниже генерала по российским меркам, у них в армии полковники наперечет.
Фольклорная история о том, как Миклашевский стал сербским полковником генерального штаба, передавалась из уст в уста, обрастая все новыми цветистыми подробностями, поскольку идеально соответствовала русским стандартам волшебной сказки – о неизбежном справедливом воздаянии, о третьем сыне-дурачке, поделившемся последней хлебной корочкой с нищим стариком, который потом вдруг оказывается волшебником; о жадных старших братьях, отбирающих наследство у младшего и терпящих фиаско; короче говоря, о том, что последние станут первыми – но разумеется, ни в коем случае не в том смысле, в котором об этом поют большевики в своих гимнах. Хотя, если задуматься, то успех большевиков и был обусловлен тем, что выдвигаемые ими лозунги всем критериям волшебной русской сказки вполне соответствовали.
Миклашевскому люто завидовали, хотя, заметьте, никто никогда не посмел усомниться в том, что счастливый удел выпал ему вполне заслуженно. Он был настоящим боевым офицером, и отличился во время войны на румынском фронте, где наши войска воевали бок о бок с союзниками – сербами. После особо успешной операции, которой он лично руководил, проявив замечательную храбрость, прошли, как положено, награждения, и по особому отношению сербского правительства, присланы были для награждения два ордена Андрея Первозванного и самими сербами выделенный орден звезды Карагеоргиевичей. Штабные, естественно, ордена Андрея Первозванного распределили между собой, по чинам, выслуге, очереди и прочим внутренним рассуждениям, а туземную звезду, как особой ценности не представлявшую, уступили Миклашевскому, собственно говоря, все эти ордена своим героизмом и заработавшему. Ну, не мог же, в самом деле, Миклашевский, не имевший еще даже Святой Анны первой
