актриса решат применить метод вхождения в образ для помощи следствию, они должны, что называется, «подловить» объект наблюдения в обычной жизни, когда он чувствует себя раскованным, действует и говорит свободно, ничего не опасаясь. Вот тут-то и проявляются его доминирующие черты характера. И, выведя подозреваемого на обычный, ничего не значащий разговор, актёр подметит привычные для человека жесты, слова, манеру держаться.
Ну а потом…. Потом начнётся магия театра. Поставив себя на место этого человека в данных предлагаемых обстоятельствах, актёр забудет про себя. Забудет свои жесты и привычки, через всю свою прожитую жизнь перешагнёт, чтобы войти в чужую жизнь. Скажет: «я – это ты». И станет им. И вот тут-то прорвётся наружу внутренний монолог того, в чей образ вошёл актёр. И он либо выдаст себя, либо, напротив, оправдает.
Тогда, прочитав книгу и сравнив её со сценарием, Иван Касаткин понял, что в киносценарии не было главного – актрисы в предлагаемых обстоятельствах. Его партнёрша просто закрывала глаза и видела на своём внутреннем экране сцены убийства. А у него был текст: «этот ваш метод». Однако же, это метод экстрасенса, а не актрисы. Сценарист, вероятно, посчитал метод, предложенный автором в книге, чересчур экстравагантным.
Странно, почему Иван вспомнил обо всём этом здесь и сейчас, на берегу моря, в курортном городе Сочи.
Казалось бы, он должен вспоминать крайний период своей жизни, со всеми этими перипетиями – Севка, его предательство и неожиданная смерть, затем своё неадекватное поведение, скандал на репетиции, отъезд в Сочи….
А он думает не о своей нескладной жизни, а о магии театра, как будто специально сбежал сюда, чтобы насладиться своим расследованием – в чём именно заключается эта магия.
– На берегу пустынных волн
Стоял он, дум высоких полн… – пробормотал Иван.
Однако сам он не стоял, а возлежал на деревянной кушетке под пляжным зонтом.
– И вдаль глядел, – услышал он вдруг продолжение «Медного всадника».
– Пред ним широко
Предстало море, но ему
На море было одиноко.
Фантазия на тему моря и одиночества, да притом ещё заявленная, как продолжение «Медного всадника», была произнесена негромко, но с чёткой артикуляцией хорошо поставленного голоса.
Иван встрепенулся, сел на своём топчане, и уставился на даму лет пятидесяти, в пёстром сарафанчике, сидевшую рядом в шезлонге.
– Это вы декламируете тут? – спросил он.
– Ну, я. А что? Вам можно, а мне нельзя? – обиделась дама.
Иван заметил, что отдыхающие на соседних шезлонгах и топчанах начинают обращать на них внимание, и понизил голос:
– А почему вы решили, что мне одиноко?
Дама последовала его примеру и так же тихо ответила:
– Прошу прощения. Вошла без стука в вашу душу и мне стало очень холодно. Захотелось сказать: у вас впереди ещё очень
