две половинки, не иначе как с одобрения богини вулканов!
У Каламы была лавчонка с ракушками без жемчуга, панцирями без черепах, статуэтками Пеле, сделанными из ее же остывшего нутра, и прочими безделицами. И был дом без мужчины и семейных ценностей. Она не стала давать Кихи обещаний в лучах заката о вечной любви и спала с ним просто так. Неофициальный супруг забросил вьючные заработки и сторожил ракушки и черепашьи доспехи за щедрую порцию ломи-ломи и ночные забавы с финиками. Несколько лет из кокона по имени Кихи можно было добывать нити, чтобы шить красивые дорогие платья. Но все-таки однажды в коконе заискрило: то ли муж забыл о своей неофициальности, то ли порция ломи-ломи показалась не совсем щедрой и наверняка вчерашней. И Кихи снова задымил, расправил плечи, распустил огненные кулаки… и поджег Факел. Калама наотрез отказалась быть в роли Алани. Она сдержала натиск Огня сначала чугунной сковородой, затем стулом с металлическими ножками, загнала в угол битой, которой ни разу не играли в бейсбол, придавила тяжелыми финиками к полу и в довершение всего попрыгала «океанскими волнами» на лице оскорбленного Кихи. А после выгнала взашей на улицу – всё кончено, развелась и точка.
Прихрамывая, Кихи бродил по дикому пляжу, слушал жужжание несуществующих пчел, видел ложные падения звезд, лечил первичный шок алкоголем вторичной перегонки и издавал звуки нарвала, раненого в бивень. А утром вспомнил про сыновей, про кровь от крови и плоть от плоти в двойном экземпляре. И пошел к ним.
Со стены ему улыбалась молодая Алани – в цветочном ожерелье и в черной рамке, а в дверном проеме, скрестив руки груди, стояли и исподлобья смотрели Моук и Кэй.
– Ты можешь пожить здесь, но недолго. Под навесом, где сушатся доски. Но скоро мы приведем в дом девушек, у нас родятся дети и места совсем не будет. Зато на побережье теплые ночи и километры песка, – сказали они отцу в один голос.
– Да как вы смеете, неблагодарные побеги финиковой пальмы! – заорал Кихи. – Я заставлю вас уважать и чтить меня, я выбью из вас всю дурь! – и кинулся с кулаками на сыновей.
– Или ты, или тебя, – вспомнил родительское наставление Сын и поприветствовал Кихи слева.
– Или ты, или тебя, – повторил Море и уже справа отблагодарил отца за науку.
Умудренный до алых соплей, но так и не просветленный Огонь остался на улице. Но, хвала великодушной Пеле, тридцать седьмой теплой ночью, на сто восемьдесят первом километре песка Кихи встретил женщину с двумя именами: с ненастоящим Свобода и настоящим Бренда. Что значит «свобода» Кихи хорошо знал по собственному пустому желудку и звездным небом над головой, но что Бренда есть «меч», увы, нет.
Пять лет тому назад Свобода завязала с Брендой, со скучной работой в магазине скучной одежды, со скучной прической и сбежала со скучного материка на остров, чтобы познать мир и себя. Внутривенные познания привели к центральным тупикам на руках, к грязным дредам, к одиночеству
