наиболее ценной чертой характера.
Несколько секунд Данчук раздумывал, что бы ей сказать вместо слов сочувствия, которые приготовил.
– Какой чудесный день! – И с подчеркнуто заинтересованным видом обвел взглядом двор.
– Старосте десятого «А» сейчас нужно бы о другом подумать, как вернуть классу доброе имя, например,– ответила девушка. Как далек Саша от ее страданий! Никакой близости душ, о которой она не раз читала в книгах о влюбленных. Вот и верь этим мальчишкам. Завтра же она вернет ему все его фотокарточки, и между ними все кончено!
– Галчонок, – тихо сказал Саша. И покраснел. Так удивительна и непривычна для него роль «влюбленного антропоса». Галя вскинула на Сашу глаза, полные смущения и изумления, но тут же довольно строго ответила:
– Слушаю.
– Не огорчайся так. Неужели ты не знаешь эту Курганову? Да и Нонна Леонидовна… Что с нее спросишь? Она привыкла работать с машинами…
Но Галя смотрела в самый корень зла:
– В конце концов, дело не только в них. Куда это годится, не класс, а… а… настоящая ярмарка. Кто во что горазд!
– Саша!
Данчук оглянулся. Перед ним, лукаво поглядывая на Соболеву, стояла сестренка Ляля.
– Чего тебе?
Девочка, как бы не замечая недовольного тона брата, поднялась на цыпочки, обхватила его шею руками, что- то шепнула на ухо. Гале показалось, что она услышала свое имя.
– А ты откуда знаешь? – спросил Саша, разнимая
руки сестры.
– А помнишь, в прошлом году я читала ваши записки? – теперь уже вслух ответила Ляля, вполне уверенная, что после предпринятых предосторожностей Соболева все равно ничего не поймет.
– Вот тебе! – от легкого щелчка по лбу Ляля только потянула носом. И тут же совсем трагически выразила сочувствие:
– Вас выселили? Да? Навсегда?
– Лялька, иди в свой класс, сейчас звонок будет,– смущенно поглядывая на Галю, взмолился Саша.
Но как можно уйти, не выразив «героям» своего сочувствия и поддержки!
– Главное, не падайте духом, – подбодрила она брата. – У нас тоже такое бывает на уроках! Давно бы выселили, да некуда. Не на улицу же!
4.
За обедом Саша спросил сестру, сколько у них завтра уроков. Ляля подняла глаза, голубые, как весенние озерца, поморгала веками, сообщила:
– Четыре…
– Как это: четыре! Сама же говорила, меньше пяти не бывает.
– Ну пятый-то какой? Ботаника. А чего ее считать? Мы ее все равно не учим… – и по-взрослому развела руками.
– Почему?
– А что зря тратить время? В жизни она все равно не пригодится. Вот русский, литература, дроби, домоводство – это другое дело, а ботаника… Да и учительница у нас какая-то… Я тебе не говорила, какие мы стихи про нее сочинили? Нет? Ой, что ты!
Наша
