увязался с нами, периодически взлетал с моего плеча и, немного покружив, возвращался обратно.
Через пару часов пути, только-только рассветать начало, Бермята, шедший метрах в двадцати впереди, поднял руку, приказав нам остановиться. Он постоял на тропе, прислушиваясь, а потом вернулся к нам.
– В паре стрелищ1 отсюда тропа выходит к берегу, – тихо заговорил десятник. – Там удобное место для стоянки, наверняка они остановились на этом приплеске2. Пленники примерно так и говорили.
– Надо караул поискать на подходах! – предложил я. – Пройдусь?
– Хорошо, – кивнул Бермята. – Только осторожно! Если что не так – кричи громче, мы прибежим!
Я усмехнулся.
– Беляй! – я расстегнул пояс с мечом, снял шлем и куртку и протянул снаряжение и сулицу парню. – Подержи сброю, пока я сбегаю.
Я растворился в легком утреннем тумане. Осторожно ступая по лесу я внимательно следил за тем, чтобы не наступить на какой-нибудь сучок. Метров через триста я даже дышать начал через раз.
Попробую противника почувствовать. Я замер и прикрыл глаза, чтобы попытаться определить скрадки, в которых притаились вражеские дозорные. Так. Вот он, паршивец, в том густом кустарнике. Других вроде бы нет. Чуть дыша, я тихонечко двинулся в его сторону.
Часового я все же не увидел, а почувствовал по запаху. Как-то сильно теперь у меня обоняние обострилось. Может переход во времени так сказался, а может просто воздух здесь намного чище, все посторонние запахи резче ощущаются. Хотя и зрение тоже улучшилось. Наверное, все же, переход…
Так вот, я почувствовал запах чеснока, лука и перегара. И шел он вот от тех замечательных густых кустиков, что слева от тропы. Явно там спрятался часовой. Тихонько звякнуло железо. Так и есть, там сидит. Или стоит. И переминается с ноги на ногу, от этого кольчуга и звякнула.
Я обошел кусты сзади и подкрался со стороны реки, прямо в спину часовому вышел. Вот он, родимый. Стоит, в лес всматривается. А в руке большая кожаная фляга, и он к ней периодически прикладывается. Пьет пиво на посту, грубо нарушая устав караульной службы. А в другой руке – здоровенный кусман сырокопченой колбасы с чесноком. Закусывает, значит. Она, колбаса эта аппетитная, и воняет на весь лес.
Ну что ж, военным трибуналом, то есть мной, приговариваешься к смертной казни.
В два шага я приблизился к нурманну, заткнул свободной рукой ему рот, чтобы не булькал, и провел отточенным лезвием по горлу.
Готов!
Я осторожно опустил часового на землю, придерживая секиру, чтобы не звякнула об кольчугу. И тихонько двинулся вперед. Оглядевшись, я решил, что можно идти дальше, вокруг никого больше не было.
Лес начал редеть и переходить в высокий кустарник. Я пригнулся и пошел на четвереньках, а потом и вовсе лег на влажную от росы траву и пополз тихим юрким ужиком к берегу.
Высунув голову из травы я увидел песчаный пляжик метров десяти в ширину, на котором расположились остальные
Стрелище – мера длины, равная примерно расстоянию полета стрелы, метров двести – двести пятьдесят.
Приплёсок – узкая песчаная или галечная полоса на берегу.
