и кому? – не понял Камиль. – О чем речь?
– О делах сердечных, Камиль. Боюсь, у патологоанатомов, как вы, и стариков, как я, совсем иные отношения с этим органом. Я бы деликатно промолчал, но его дело, Кира, – твое дело.
– Что-то не так? – не понимала я. – Со мной и Максимом?
Ну кроме того, что мы с ним вместе «застрелили» Аллу.
– То не так, что Воронцов твой кузен! – встрял Камиль.
– К твоему сведению, Смирнов, он мой почти парень, – не спешила я делиться со Смирновым результатом анализа ДНК.
Не знаю, улыбнулся ли Воеводин где-то там под пышными усами – они дернулись лишь чуть-чуть. Я решила, что это была именно улыбка – явление в криминальном ведомстве более редкое, чем радуга в январе.
– Парень? – выжидающе поднял бровь Камиль, буравя мое ухо. – Я читал твой профайл. Максим Воронцов – сын Владиславы Воронцовой, сестры твоей матери.
– Вот как? – покосилась я на Воеводина, оборонительно скрещивая руки. – А я твой профайл не читала.
– Моя вина! Сегодня же пришлю! И не спорь, Камиль. Это честно.
– Она ничего не поймет, – дернулось плечо Камиля уже четыре раза подряд.
– Она вообще-то здесь! – не выдержала я. – И чтоб ты знал, Макс не кузен мне! Я проверила по генетическому тесту. У него другая мать на девяносто девять и девять десятых процента. И скорее всего…
Фразу за меня закончил Воеводин:
– …от Максима сей факт был скрыт.
– Могу перепроверить со стопроцентной вероятностью, взяв образец его костного мозга. Или головного. Если он у него есть, – отрезал Камиль. – А тебе, Журавлева, напоминаю, венерические болезни приводят к бесплодию.
Он определенно наслаждался тем, что теперь шеи краснеют у нас с Воеводиным.
Когда Камиль переходил на фамилии, я знала – он бесится. Каким бы черствым истуканом ни хотел казаться, испытывать гнев он умел. И даже любил.
Огрев меня (точнее, снова мое ухо) расфокусированным взглядом, Камиль покинул кабинет. В проеме двери я заметила Женю, дожидавшегося Воеводина. Когда Семен Михайлович вышел, я убрала валерьянку. Пока шла с аптечкой мимо окна, возле которого Камиль простоял час, заметила… что-то, чего утром здесь не было.
Но не за стеклом, а на стекле.
Пальцами Камиль начертил паутину: несколько кругов и бегущие по ним из центра лучи. Еще немного, и я решила бы, что это рисунок прицела, но этот символ уже был занят Аллой, а рисунок Камиля был слишком кривым, с ромбическими провисшими краями окружности.
Стопроцентная паутина. А я тогда кто – паук или муха?
Вспомнила слова Камиля на дороге: «Если я посмотрю на тебя, ты умрешь».
Определенно, как сказала бы Таня, я была мухой. И так же определенно, как Татьяне, мне все меньше и меньше нравился этот Задович (не просто так коллеги из бюро дали ему это прозвище).
Я совсем не удивилась, что Воеводин в курсе передвижений Максима. Естественно, следователь продолжал приглядывать за всеми фигурантами
