ли я с кем-то. Почти без перехода. Лишь по легкой дрожи голоса можно угадать волнение.
Поймав мой взгляд, спохватывается и говорит:
– Ой, прости, и так все понятно, – и указывает подбородком на груду флаконов женского парфюма на полке.
В комнате полно Ульяниных вещей: одежда, заколки, разбросанные по дому, шампуни в ванной – всего не спрячешь.
– Что понятно? – интересуюсь, а сам думаю о происходящем.
Мысли лихорадочно скачут. В желудке переваливается тяжелый комок, подступая к горлу.
– Ну все. Не думала, что буду тебе интересна.
Слова уже ничего не значат, мы оба это ощущаем.
Из колонок доносится мурлыканье исландцев Mum. Их альбом Summer Make Good, записанный на маяке в открытом море, очень подходит атмосфере.
– А не слишком ли мы спешим? – спрашиваю я.
Компьютер на секунду просыпается и выводит на экран последний кадр – смазанные желтые клыки кошки, повешенной на ограду.
– Может, и слишком, – говорит она и отстраняется.
Я слушаю собственный пульс. Сердце стучит громче, чем музыка из динамиков. Ее грудь тяжело вздымается. Глаза блестят. Мы смотрим друг на друга. И вдруг она вспыхивает, вцепляется в меня, словно только и ждала этого момента. Впивается в губы, скользит языком в рот и торопливо стаскивает свою блузку, джинсы и трусики.
Ощущение такое, что кто-то нажал на невидимую секретную кнопку, и пружина распрямилась. Нас отделяли километры, а теперь только кожа.
Я говорю: «Подожди секундочку». С трудом от нее отрываюсь и ставлю кружки с горячим чаем на книжную полку, от греха подальше.
Но Ника не слушает – отшвыривает в сторону одежду и расстегивает ремень на моих брюках.
Я хватаю ее тонкие запястья и, теряя самообладание, бормочу на выдохе:
– Гляди ж ты, какая страстная…
Она тяжело дышит:
– Как ты сказал? Страшная?
И опять устремляется с поцелуями, а я заламываю ей руки за спину и снова прошу не спешить.
– Значит, вот как тебе нравится обращаться с девочками? – задыхаясь интересуется она.
Видимо, это заводит ее еще сильней.
У Ники почти мальчишеская фигурка. Маленькие грудки с аккуратными сосочками. В пупке пирсинг. На него натыкается мой язык, когда ее ласкаю. Дымят тибетские благовония, но происходящее вряд ли похоже на медитацию. Ника кричит так, что, наверное, слышат все соседи по лестничной площадке.
– Я считала, что тебя уже ничем не удивить, – говорит позже она.
«Еще как удивить», – усмехаюсь я про себя.
У женщин в момент страсти меняется лицо. Ты знаешь ее с одним лицом, а когда оказываешься в постели – видишь совсем другое. Не многим это идет. Но от Ники не оторвать взгляд. Губы приоткрыты, блестят. Она что-то шепчет, но слов почти не разобрать. Какие-то
