как и у Зэнда. “But please excuse me,” – продолжит он же, “my colleague is not a master of French”.Снобизм отступит на второй план. Зэнд повернётся в сторону своего неожиданного собеседника, который, как тот уже успеет отметить, будет не один. Это будет мужчина явно старше средних лет, роста выше среднего, идеального телосложения, темноволосый. Вряд ли он убрал бы стену со своей стороны балкона, потому что ему не будет хватать своей компании – так необычно названной коллегой окажется молодая женщина. Оба будут сидеть в креслах за небольшим столиком. Оба в дрескодовых комбинезонах. Он в фиолетовом, она в светло-сером.
Зэнд первое мгновение будет не без изумления рассматривать девушку, одновременно лихорадочно постарается вспомнить, убирал ли он защитную балконную перегородку, провоцируя “вторжение”. Подсознательно успокоит себя, что он мог бы это сделать ещё в тот же вечер, как он вселится в этот номер, и забыть об этом. Вполне в его стиле, в молодости он сходу будет убирать даже стены в гостиничном номере, где он будет останавливаться, и когда будет возвращаться на Землю, и перед полётом. Тоже, не сговариваясь, будут делать в прошлом и его соседи, и тогда отдельные комнаты будут превращаться в салоны, с шумными компаниями случайно встретившихся людей. Но сейчас ему вряд ли бы этого хотелось. Сейчас он скорее будет избегать спонтанных знакомств и общения вообще.
“Zend Fauré”9, – Зэнд представится первым, а ещё прежде облачится в тёмно-синий комбинезон, подстать своим соседям и пройдёт на территорию их балкона.
“Akhmat McMurphy”10, – невольный собеседник и новый знакомый поднимется и вытянется навстречу ему. После рукопожатия у стола возникнет ещё кресло. Ахмат жестом предложит Зэнду сесть.
“Selma Ustinova”, – с еле уловимым скандинавским акцентом представит себя девушка и протянет Зэнду свою руку, её тонкие длинные белые пальцы утонут в его темнокожей ладони.11
“So, your first languages are…” – обратится Зэнд к ней: “Русский, шведский and?..”
“That’s it”.
Зэнд направит вопросительный взгляд на Ахмата.
“I am a professor of modern Philology. German, Czech, Hebrew, Panjabi, Chechen, Mandarin, Spanish are my natives and I know fluently about 10 other languages. However only English can be used in our conversation”.
“I was born and grown up in the Mmunist Union” – сообщит Зэнд, как бы с подсказкой продолжая языковую тему разговора.12
– 主なことは、戦いに参加することです。13– как бы подзадорит его, Зэнда Форэ, Ахмат МакМёрфи. Его нихонго прозвучит чисто, безупречно.
«Да, уж, свободно он им владеет! くそ！» – проскочит в голове у Зэнда.
“What does it mean?” – в голосе Сельмы будет что-то от лёгкой веселости, отдающей кокетством.
“The main thing is to get into a scrimmage. This is an ancient slogan of samurais used then by ultra left mmunists”, – безо всякой доли усмешки и даже тени иронии объяснит Зэнд. “My dad parents came to Surgut to teach the state languages, grandpa from Senegal, grandma from Yokohama.14And being a modern philologist means no Russian… What about the classics?”
“I have heard that Dostoevsky was a chauvinist and Tolstoy’s extremely boring. And Pushkin was translated to all languages I know. He was a genius that’s true”.
“Got it”, – ответит Зэнд, а в долгом взгляде Сельмы в направлении Ахмата, пока тот будет излагать свою литературную позицию, он уловит что-то вроде сочувствия.
“But
